Пройдя немного вперед, она резко развернулась на каблуках, будто забыла что-то, и сделала второй проход. На сей раз низко нагнулась, чтобы завязать воображаемый шнурок, так что смогла хорошенько осмотреться и выработать лучший способ попасть в дом. В стиле тридцатых годов, три спальни наверху и, наверное, три комнаты внизу, с эркером – типичное семейное гнездышко. Хм-м… У Айрис возникло нехорошее чувство. А потом она вспомнила про мистера Гаджена. На все про все, включая размещение и перелет, нужно около пятисот тысяч фунтов, и быстро.
Она думала о своем, когда он объяснял, как важно прочитать мелкий шрифт перед тем, как подписывать любой план лечения. А когда мистер Гаджен погнал всякую юридическую заумь и стал распространяться насчет медицинской этики, Айрис чуть не расхохоталась вслух. Ей было совершенно насрать на мораль. Ей было абсолютно чихать на теорию, лежащую за лечением, или на то, что «принимаются только определенные молекулярные профили» – что бы это, блин, ни значило. Ей всего лишь хотелось знать, будет ли результат. «Ну пожалуйста!» Он покопался в бумагах на столе и что-то пробормотал – ей показалось, что прозвучало что-то вроде «подопытный кролик». Но слабая надежда – это всяко лучше, чем отсутствие надежды вообще, особенно если это надежда изгнать болезнь навсегда, а навсегда – это очень долгий срок.
Все упирается в бабло.
Наверное, придется поднять расценки.
Укромный там или не укромный, но главный вход исключается, даже в десять вечера. Боковая дверь – тоже рискованно, хруст гравия может ее выдать. В результате остается только одно.
Айрис выпрямилась, продолжила идти дальше и повернула налево, прямо на асфальтовую подъездную дорожку, пролегающую параллельно основному зданию. «Вот это больше похоже на правду», – подумала она, невольно улыбнувшись.
Перед ней стоял гараж с поворотно-подъемными воротами, на вид совершенно неприступными. Дверь рядом с ними тоже выглядела достаточно крепкой. Но сколько раз люди сосредоточивали свои усилия на дверях и воротах, а не на петлях, которые их держат? Тут они совершенно сопливые. Стоит ей попасть в гараж, и она подберется к дому сзади, скорее всего, через сад. Войдет внутрь. Бах-бах.
7
Мик был чертовски прав. Когда Джексон открыл флэшку, обнаружились буквально сотни файлов. Чтобы потихоньку скопировать материалы такого уровня, Мик должен был получить доступ к запароленному лэптопу Маркуса Броуна или же каким-то образом его взломать. Либо он компьютерный гений, либо полный придурок, не осознающий возможных последствий.
В другой ситуации Джексон сразу открыл бы фотографии, сделанные на месте преступления. Но пока он не был к этому готов, поэтому для начала просмотрел оперативные заметки, где ошибочный подход Броуна к расследованию лез чуть ли не из каждого пункта.
А ошибку Броун допустил совершенно классическую, зациклившись на двух совершенно железных фактах: отсутствии признаков взлома и отсутствии оборонительных ран на теле Полли. Другими словами, она доверяла убийце – которым, как окончательно решил для себя Броун, мог быть только ее собственный супруг. А вот что Броун совершенно упустил из виду, так это что Полли доверяла абсолютно всем без исключения. Такая уж она была женщина. Добрая и непритязательная, всегда искала в других только хорошее, и эти ее качества однажды уже спасли Джексона. То, что из-за них ее убили, а сам он оказался во главе списка подозреваемых… Неожиданно для себя самого Мэтт вдруг разозлился. Если б только она была хоть немного благоразумней! Если б только прислушивалась к его словам! Смутно припомнив, как говорил примерно то же самое Броуну во время первого допроса, когда ему зачитали его права, Джексон тут же припомнил и полученный ответ: «Выходит, у вас были с ней какие-то напряги, Мэтт?» Естественно, были! Он пытался раскрыть тройное убийство, и на него давили со всех сторон, так что нервы были уже на пределе.
«Вы с ней когда-нибудь практиковали аутоэротическую асфиксию или еще какие-нибудь нетрадиционные виды секса?» Джексон тогда сразу понял, к чему клонил Броун. Природа смерти Полли вполне укладывалась в рамки этой недопеченной версии. Собрав на лице всю возможную непреклонность, он твердо сказал Броуну правду: «Нет».
В конце концов, временной график, железобетонное алиби и заключение патологоанатома все-таки спасли его. Когда убивали Полли, Мэтт как раз объяснял отсутствие прогресса по делу своим куда более высокооплачиваемым коллегам, включая недавно назначенного молодого и талантливого помощника комиссара полиции по уголовным делам. Не будь так, Маркус Броун однозначно прижал бы его к ногтю, это без вопросов. «Упаковать» своего – это вам не мелкого карманника прищучить. Почет и слава. А всем известно, что случается с копами за решеткой.