Филли. Да не слушай, что он травит, Глен. Внеси что-нибудь в общий котел и будешь таким же, как все.
Глен. А где достать?
Филли. Само собой, спереть.
Глен. Спереть?
Дылда. Филли еще зеленый. Не спереть, а одолжить. Иногда сделаешь доброе дело какой-нибудь бессловесной твари. Увидишь, например, курицу или порося посередине дороги – унеси их оттуда, чтоб машина не задавила.
Глен (как бы впитывая нечто важное). Да? А если они будут находиться не посередине дороги?
Дылда. Ну, не обязательно, чтобы совсем посередине. Может, они туда просто собирались.
Глен (смеется). Начинаю понимать.
Дылда. Знай свое дело – и с голоду не помрешь. В любой большой пекарне можно достать буханку, если уломать старшого при погрузке.
Глен. И удается регулярно питаться?
Дылда. Как тебе сказать… Во всяком случае, с тех пор как я пошел бродяжить, то ем куда больше, чем дома.
Филли. Мало же ты ел, стало быть.
Дылда. Отец мой автомобили мыл. А детишек у него одиннадцать, и на всех не напасешься.
Глен. Одиннадцать?
Дылда. Ага. Потому я и здесь. Мне проще самому прокормиться, да и им легче.
Филли. А нас было только трое, да и то нам круто приходилось. Маманя стирку брала. А отец помер, когда я был совсем маленький.
Глен. А где твоя мать?
Филли. Померла.
Глен. Ах, какая жалость.
Филли. Да брось ты.
Свисток. Шум бегущего состава.
Музыка.
Глен. У меня есть дом – а эти двое были вынуждены бродяжить… Если бы они узнали, что я сбежал потому, что моя девушка отказалась танцевать со мной, они сочли бы меня сумасшедшим… Впрочем, на то и похоже.
Филли (почти шепотом). Эх, маманя, была бы ты жива, рванул бы я к тебе, что твой почтовый голубь!.. Один я, совсем один…
Дом бы мне, свой дом… А то все товарные вагоны, тюрьмы да паршивые ночлежки…
Дылда. И всю-то жизнь я ровно на этих камнях сижу… Прямо жить неохота… С восемнадцати лет – старый, измотанный… Вот я какой… Иногда возьмешь да подумаешь – а вроде ничего бы лечь на покой в мягкую землю, футов на шесть вглубь… Никто про меня и не подумает… И припомнились мне эти стихи Джо Хилла…
Музыка смолкла, но шумы поезда продолжаются.
(Резко) Эй, ребята! Хотите, я вам стих прочитаю?
Филли. Да ты что?
Дылда. Не уснем, во всяком случае.
Глен. Читай, Дылда.
Филли. Сыпь. Перетерплю.
Дылда. Это Джо Хилл сочинил. Бродяга был, вроде нас… Постойте,
как же там начинается… (Припоминает.) Ах да…
Шумы поезда усиливаются, снова начинает звучать музыка.
«О завещанье ль думать мне?
Ведь нечего делить родне.
К чему ее печальный вздох?»
Голоса сквозь фильтр.
Мать. Сыночек, перестань плакать.
Филли. Да не плачу я, маманя. Честное слово.
Мать (слабо смеется). Ты меня не обманешь, Джо. И все-таки не плачь… Я скоро поправлюсь. Надо же кому-то о тебе позаботиться.
Филли. Конечно, поправишься, маманя. Доктор говорит, что поправишься…
Музыка звучит громче.
«К камням лавин не липнет мох».
Музыка замирает.
Риба. Пожалуйста, Глен. Меня ждут.
Глен. Но, Риба, я и сам весь вечер ждал.
Риба. Но я обещала…
Глен (сердито). Ах, ты обещала! Очень хорошо. По-видимому, мне в этом колледже не место. В моих лохмотьях я тут как кость в горле.
Риба. Дай же объяснить…
Глен. Зачем? И так все понятно. Тут дети всех лучших семейств
города. А мой отец, в конце концов, простой каменщик…
Музыка звучит громче.
Дылда.
«А тело? Был бы выбор мой,
Я сжег бы в пепел огневой,
Чтоб ветры весело в полях
Развеяли цветам мой прах».[2]
Филли (встревожен). Что с тобой, маманя?
Мать. Малость болит. Ничего особенного. Как всегда.
Филли. Маманя! Дай, я доктора позову.
Мать. Нет-нет. Побудь здесь, Джо. Поди поближе. Обними меня покрепче, Джо. Обними меня покрепче, Джо. Вот так. (Вздыхает.) Сыночек мой маленький. Плоть и кровь моя… (Задыхается.) Жизнь… жизнь моя…
Музыка звучит громче.
Филли (в истерике). Маманя! Ма! Не надо, ма! Ну пожалуйста. Проснись! (Кричит.) Ма! Да погляди на меня! Открой глаза! Ма! Ма! Ну пожалуйста! Открой глаза!
Музыка звучит очень громко и обрывается.
Дылда. Ты чего, Филли? Плачешь?
Филли. Ничего я не плачу! Не говори, что я плачу, а то как врежу!
Дылда. Ладно. Значит, не плачешь.
По пути рядом мчится скорый поезд. Свисток.
(Свистит.) Ишь ты! Наверно, семьдесят выжимает.
Глен. Хорошие стихи, Дылда.
Филли. Ага. Только я помирать не собираюсь. Я еще пожить хочу,
прежде чем пойду на удобрение.
Дылда. Джо Хилл тоже любил жизнь… А его убили.
Филли. За что?
Дылда. За образ мыслей.
Филли. За это нельзя убивать… У нас свободное государство!
Бешеный стук колес.
Глен. Ого! Дело, кажется, серьезно!
Филли. Это мне совсем не нравится.
Дылда. Чуть зубы мне не выбило.
Филли. Может, ты и остальные так потерял?
Дылда. Смотри, умник, своих бы тебе не потерять!
Филли. Это ты мне грозишь?
Дылда. Ага.
Филли. А ну, попробуй! Давай, погреемся!
Дылда. Ладно. Сам напросился.
Глен. Да бросьте вы.
Филли. Что ты! Мы просто шутим. Правда ведь, Дылда?
Дылда. А это я пойму только после того, как получу по морде.
Грохот колес становится совсем бешеным.
Глен. Батюшки мои! Это что еще?
Филли. Похоже, разваливаемся!
Дылда. Что я вам говорил! Вагон отцепился!
Филли. А ну, ходу отсюда!
Глен. Каким образом?
Филли. Прыгнем!
Дылда. С ума сошел! Скорость-то какая!
Глен (кричит). Кажется, дно вываливается!
Филли (надрывно кричит). Господи боже мой! С рельсов сходит!
Слышно, как вагон сходит с рельсов. Долгий свисток. Грохот. Вступает тихая музыка, нарастает до предела и резко обрывается.
Шериф. Нашли что-нибудь, Джим?
Коронер. На трупах нет ничего для их опознания, шериф.
Шериф. Что ж… Видать, у них та же дорога, что и у всех бродяг…
Коронер. И бездомных кошек…
Голоса на музыкальном фоне.
Голос. Глен Уивер.
Глен. Не опознан.
Голос. Джо Тэрнер.
Филли. Не опознан.
Голос. Том Хиггинс.
Дылда. Не опознан.
Музыка звучит громче и замирает.