Матушка еще раз вздохнула и замолчала. Неожиданно история меня заинтересовала, и я надеялась на продолжение.
– И что потом? – не очень вежливо спросила я.
– Ничего, – пожал плечами батюшка. – Музей, конечно, открыли, назвали именем Петра Наумовича, а его похоронили в парке, рядом с домом, как он завещал, в музее теперь за хозяйку его жена, очень хорошая женщина и верующая. Помогает всем, чем может, а похищенные ценности до сих пор не найдены, и нас всех это очень удручает. Выходит, лучше б Петр Наумович их в свое время в столицу отдал, там охрана надежнее, да и вообще…
Женька почесала нос и, должно быть, решив, что мы довольно далеко отошли от первоначальной темы разговора, спросила:
– Значит, отец Сергей, ничего противоестественного в Липатове не происходит?
– Для меня противоестественно, что люди бога не боятся, – нахмурился он, голос его зазвучал сурово. – А местные власти… – Он рукой махнул в досаде. – Нет нигде порядка.
Тут Женька взглянула на часы, и я тоже. Если мы думали воспользоваться услугами юного бизнесмена, стоило поторопиться.
Мы поблагодарили за чай и вскоре простились с хозяевами, которые вышли проводить нас. Подружка, окинув взглядом просторный двор, смекнула, что батюшке ни к лицу дух стяжательства, и спросила:
– Нельзя ли у вас машину оставить? Она у нас возле магазина стоит… Насчет лодки мы договорились, а бросать имущество без присмотра…
– Конечно, конечно, – заволновался батюшка, – хотя у нас в селе случаев воровства не наблюдалось, бог миловал, но в это время приезжих много, так что осторожность не повредит. Перегоните к сарайчику…
Далее последовали благодарственные слова, взаимные заверения, после чего Женька отправилась за машиной и вскоре на ней вернулась. Мы оставили «Жигули» возле сарайчика, извлекли из багажника чемодан и, простившись с гостеприимным семейством, направились по тропинке к реке.
Отрок ждал нас, сидя на корме лодки. Суденышко показалось мне на редкость хлипким и совершенно не подготовленным к путешествию по воде с большим чемоданом. Я плавала хорошо и за наши жизни не очень переживала, а вот чемодан плавать не умеет, и мы его скорее всего лишимся, об этом следовало подумать. Но только не Женьке. Для нее все это мелочи, а о мелочах она не думает.
– Здорово, – поприветствовала она предприимчивого ребенка.
– Я уж решил, что не придете, – проворчал он, помог Женьке забраться с чемоданом в лодку, вставил весла в уключины, дождался, когда мы устроимся, и вдруг потребовал: – Деньги покажите.
– Какие? – слегка прибалдели мы.
– Сотню, – удивился отрок.
Женька возмущенно приоткрыла рот, но вместо того, чтобы сделать зарвавшемуся ребенку внушение, достала сотню, повертела ею перед его лицом и сунула в карман джинсов.
– Вези аккуратней.
Мальчишка оттолкнул лодку от берега, ловко запрыгнул в нее и подхватил весла. Река хоть особой мощью похвастать и не могла, не широка и не величава, но зато оказалась капризной, делала в этом месте поворот, и течение здесь было довольно бурным. Несмотря на все старания мальчишки, лодку сносило по течению.
– Чемодан у вас тяжелый, – заметил он, изрядно запыхавшись.
– Греби, отрок, и без критики, – хмыкнула Женька.
Он еще немного поработал веслами и не выдержал:
– Вы бы мне помогли, тетя…
– Ага, умный нашелся. Подрядился, так работай.
– Далеко снесет, вам же ножками топать.
– Ничего, прогуляемся.
– А чемодан? Он ведь тяжелый.
– Шантажист, – возмутилась Женька, между тем лодку все заметнее сносило течением. – Помогу, только стольник пополам.
– Это всего пятьдесят рублей, – обиделся мальчишка.
– «Всего», – передразнила Женька и презрительно отвернулась.
В конце концов парень сдался, и мы с Женькой заняли его место, памятуя, что ребенку еще предстоит возвращаться назад и ему стоило поберечь силы. Работали мы не очень слаженно, но бодро и вскоре пристали к берегу. Мальчишка вытащил наш чемодан, получил полсотни и, объяснив, как пройти в Липатово, отчалил. А мы стали подниматься по крутому берегу.
Подъем с чемоданом нас не воодушевил. Выбравшись наконец на ровное место, мы огляделись. Метрах в двадцати выше, где из воды торчали сваи снесенного моста, начиналась песчаная дорога, мы потопали к ней. Чемодан решили нести по очереди, и сейчас была очередь Женьки, я шла впереди, пытаясь среди деревьев различить какие-либо строения. Отрок уверял, что до деревни километра три, не более, но теперь в правдивость его слов я не очень-то верила, местность казалась мне какой-то необитаемой.
А между тем день клонился к вечеру, то есть вечер к ночи. Я взглянула на часы – время позднее, а мы только-только выбрались на дорогу. Тут я некстати вспомнила о разгуле нечистой силы и невольно поежилась, солнце садилось за реку, и через полчаса будет темно, а здесь ни фонарей, ни света в деревне, чего доброго пройдем мимо…
– Зря мы на ночь глядя сюда отправились, – заметила я ворчливо. – Можно было в Заручье переночевать. Мир не без добрых людей. Матушка бы не отказала.
Женька заметно поежилась и почему-то понизила голос:
– Думаешь, в самом деле что-то может быть?
– Что «что-то»? – не поняла я.
– Ну… Ухает или воет, не помню, что там в письме.
– Не говори глупостей, – возмутилась я. – Батюшка намекал, что твоя Игнатова личность, как бы это выразиться, не вполне надежная в смысле информации. Банника, к примеру, отец Сергей вовсе комментировать отказался, а выть могут собаки.
– Я и собак боюсь, – заявила Женька. – Они кусаются.
– С чего им кусаться?
– Не знаю, может, бешеные. Слушай, Анфиса, твоя очередь чемодан нести.
– Еще чего. Половина пути не пройдена.
– А как ты узнаешь, что уже половина?
– Узнаю, – отрезала я.
Идти по дороге было совсем не трудно и даже приятно, она петляла от одного перелеска к другому, и я с томлением ожидала, когда покажется деревня. По моему мнению, половины пути мы так и не прошли, а уже стемнело. Впрочем, песчаная дорога хорошо была видна в темноте, и заблудиться мы не боялись. Другое беспокоило меня. Кому доводилось идти ночью через поле, тот знаком с тревожным чувством, которое возникает как бы без всякой причины. На бескрайнем небе, которого в городах просто не бывает, засверкали звезды, ночь выдалась безлунной, и это тоже почему-то пугало. Женька, пыхтя из-за своей тяжкой ноши, старалась держаться рядом со мной, то и дело вглядываясь в темноту.
– Ты трусишь, что ли? – не выдержала я.
– Чего мне трусить? – обиделась подружка и тут же добавила: – Где эта чертова деревня?
– Не поминай на ночь, – шикнула я. Женька испуганно охнула и перекрестилась, а я смилостивилась и взяла у нее чемодан.
– Думаешь, половину прошли? – спросила она, я лишь пожала плечами.
– Ты вот что, – решила я отвлечь ее от глупых мыслей, – расскажи мне про убийство Холмогорского, если сама чего знаешь.
– Давай я тебе лучше утром все расскажу, – вздохнула она. – Вспоминать покойников к ночи тоже не очень хорошо.
– Да что на тебя нашло? – разозлилась я.
– Сельская местность не является для меня привычной средой обитания, – обиженно заметила подруга. – А ты правда ничего не боишься или выпендриваешься?
– Я боюсь в темноте деревню проглядеть, – ответила я. – Не забывай, люди без света сидят, да и время для деревенских уже позднее.
– Надо быть внимательнее, – согласно кивнула она и пошла веселее.
Впереди возникло что-то темное, судя по очертанию, еще один перелесок, мы прошли мимо, и тут Женька заорала что есть мочи, а я с перепугу выронила чемодан и хотела тоже заорать, но нашла в себе силы спросить для начала: