У семеновых дочерей при виде крепких,могучих парней тоже играла кровь. Они взволнованно пересмеивались,беспричинно забегали в горницу,сильней обычного покачивали бедрами.
Хозяйка,будто наседка,стерегла своих "птенцов",старалась не оставлять их наедине с мужиками-коршунами. Им то что - полакомятся девичьим мясцом,а после куда девать невесть от кого рожденного младенчика? И куда пристраивать опозоренную девку?
Поэтому до серьезного дело не доходило. Украдкой похлопает боевик пробегающую мимо девку по упругому задку,ущипнет за мягкую округлость. Дочери таежника,воспитанные в твердых правилах,подавляли в себе природные порывы и умели защититься от посягательства на свою невинность.
Однажды,Завируха,не выдержав мужского одиночества,попытался завалить старшую дочь Семена. Не где-нибудь в доме,а в самом удобном месте, приспособленном для любовных игр - на сеновале. Осторожно подобравшись к одеялу,на котором отдыхала желанная красотка,он,без лишних слов и признаний,одной рукой ухватился за тугую грудь,вторую запустил под подол.
Девка с неженскоф силой отшвырнула насильника,вырвалась и ухватила здоровенный дрючок. Так отходила им ухажера - тот с месяц ходил перевязанный,пытаясь скрыть за хвастливыми рассказами и ссылками на драчливого петуха позорное свое поражение...
Вспомнив давнее забавное приключение,Пудель расхохотался.
- Чего зубы-то скалишь? - укоризненно спросил таежник,сбрасывая в предбаннике шубейку. - Парка - дело сурьезное... Вот отхожу тебя сейчас веничком - тады поулыбаешься, - угрожающе помотал он кудлатой башкой.
Париться Пудель не любил,мало того - побаивался. Без одежды чувствовал себя беззащитным,будто она - надежная гарантия от всех бед,преследующих его на подобии своры гончих псов. Порвут одежонку - не страшно,справит новую,а вот доберутся до голого тела - смерть.
А у таежников банька не просто помывка - некий обязательный ритуал гостевания,без которого не обходятся в любой семье. Сесть за стол,не смыв предварительно с себя грехи,не отпарив кости,считалось позором для хозяина,принимающего гостя.
Вот и пришлось улечься на полок под безжалостный хозяйский веник. Семен старался изо всех сил: то охаживал Пуделя хлесткими ударами,то щекотал распаренную кожу. И часто плескал квасок на раскаленные камни.
- Ты не особо старайся. - задыхаясь,просил распятый на полке гостенек. - Я тебе не чучело - живой человек...
- Еще живей станешь после баньки, - приговаривал Семен, воинственно размахивая веником. - Пар костей не ломит,веничек не нами придуман - от Бога подарунчик. Вот и терпи,Артемка,набирайся силенок.
О каких-таких силенках твердит баламутный мужик? Последние выхлестал своим палаческим веником!
Отдыхая от пережитого то ли блаженства,то ли пытки, Пудель попросил.
- Пришли мне сюда Завирюху. Прежде всего,парню тоже отмывка требуется. И еще,не стану скрывать,побазарить нужно...
- Тебе дома мало? - обиделся таежник. - Или я мешаю? Могу погулять вместях со старухой,девок с собой прихватим...
- Сказал же: отмыть хочу помощничка,чтобы бегал пошустрей!
Поверив гостю, или сделав вид,что поверил,Семен выбрался из тесного предбанника и отправился разыскивать боевика. Нашел он его в теплой боковушке в окружении своих дочерей. Возбужденный видом недоступных девичьих прелестей,Завирюха отводил душу привычной трепотней.
- Иду,значит,я по Москве,а вокруг народу - тьма. Люди почему-то глядят на меня и перешептываются. В чем,думаю,дело: одежа порвана или мотня расстегнулась? Зашел в обчественный туалет,заплатил,огляделся...
- За что платил-то? - несмело спросила старшая девка,та самая,которая обломала об ухажера крепкий дрючок.
- Как за что? В Москве нынче,прошу прощения,без платы не пописаешь... Так вот,огляделся - все в норме. Ну,думаю,засекли меня,вот-вот появятся менты с браслетами. И потихоньку двигаюсь к Москва-реке...
- Хватит,паря,трепаться, - перебил Семен рассказчика на самом пиковом месте. - Хозяин требует в баньку. Похоже,пожелал отдраить блудливый твой язык.
Недовольные неожиданным появлением отца,девки возмущенно зашептались.
- Цыц,щалавы! Снег во дворе не разгребен,скотина не обихожена,а они об мужика трутся... Марш к матери,кому говорено?
Дядя Семен раскорячился на пороге,закинул за худющую спину сухие руки.
Пришлось подчиниться. Девки разбежались,Завирюха, втихомолку поругиваясь, поплелся в баньку.
- Раздевайся,лезь на полок. Заодно побазарим, - сухо приказал Пудель, отхлебывая из ковшика терпкий квас.
Парень послушно сбросил одежду,забрался в парилку. Следом - Пудель. Нахлестывая по снине шестерки веником,тихо инструктировал его.
- Здесь ожидать меня не будешь. Утром раз"едемся: я - по маршруту,ты на аэродром и - в Москву... Дам тебе маляву - за ночь заучишь наизусть,что привезти Иванчишину. Маляву возвратишь - сожгу. Штырь соберет посылочку привезешь. На все тебе - неделя,не больше. Заодно разведай,что и как...
* * *
Сидорчук ожидал командира боевиков в гостинице. Вообще-то,двухэтажная бревенчатая развалюха ничем не напоминала гостиницу. Незрячие запыленные окна гасили дневной свет,превращая его в предвечерние сумерки. Прогнившие полы угрожающе поскрипывали под ногами постояльцов,угрожая шляпками гвоздей и коварными занозами.
Дежурная, пенсионного возраста бабуля,сморщенная,будто печеное яблоко, одетая в нечто среднее между затрапезным халатом и платьем, позаимствованным у предков,проснулась только после третьего постукивания в стекло,отделяющее её от посетителей.
- Что нужно, - прокукарекала она,не открывая окошечка. - Местов нету, окромя общежития на чердаке...
- В каком номере живет Федор Иванович Сидорчук?
Глухая старушенция традиционным жестом приложила согнутую ладошку к уху.
- Повтори,милай,не слышу.
Пришлось прокричать. Так,что задребезжали стекла.
- Говорю,где найти Сидорчука?
После поездки в древнем автобусе и нескольких часов, проведенных в прокуренном железнодорожном вагоне Васин устал до невозможности. Болели, мышцы,гудела голова. Раздражение выплескивалось наружу,на подобии перебродившей браги. С трудом сдерживал желание оглушить бабку крепкими матюгами.
- Так бы и сказал,милай... Поднимись по лесенке - пятая комната о правую руку... Аккурат туда и поселила твово дружка...Токо шагай, сторожко - прохудились ступеньки,провалиться недолго...
Прохудились - не то слово,прогнили так,что впору за стену держаться.
- Войдите, - визгливо ответил Сидорчук на просительное постукивание. Открыто.
Комната напоминает медвежью берлогу. И по виду,и по запахам. Против обыкновения Федор Иванович не мечется от окна к двери и обратно,а устало сидит на стуле с газетой в руке.
- Зечем вызвал? - раздраженно спросил Пудель,не поздоровавшись. Думаешь,мне легко добираться из своей норы? На лыжах,автобусом,поездом... Что случилось?
Сидорчук отложил газету,поправил очки.
- Мне тоже не сладость летать в таежную глухомань.
- Почему не связались по рации?
- В целях вашей же безопасности... К тому же,по рации многого не скажешь... Присаживайтесь,попьем чайку,поговорим...
Привычным усилием воли Пудель погасил раздражение. Снял дубленку, небрежно швырнул её на кровать,отправил туда же пыжиковую шапку.
- Покрепче чая ничего не найдется? Я тебе не воспитанница института благородных девиц...
Взял поданную Сидорчуком бутылку,придирчиво оглядел её. Трехзвездночный азербайджанский коняьк - пойло для пацанов. И этой дрянью угощают человека, поставляющего партии громадные средства, без которых она захирела бы,как проклюнувшийся росток,лишенный живительного полива?
Пудель презрительно отставил в сторону коньяк,извлек из дипломата бутылку "брынцаловки",любимого им напитка.