Теплый Гарден-сити окутывал нас легким дуновением ветерка, ярким солнечным светом и беззаботной атмосферы, которая была по нраву и мне, и этому невозможному болтуну Хейдену.
Оказавшись дома, я тут же попала под расстрел вопросами со стороны отца. Конечно, он был бы полным олухом, если бы совсем не замечал, как начала расцветать его дочь после полугода, проведенных в четырех стенах.
– Ох, пощади, отец! – Взмолвилась я, закатив глаза, когда папа вдруг начал лекцию о том, что бывает, когда мальчик с девочкой дружит очень близко.
Ловко выкручивая колеса, я спешу покинуть комнату, дабы уберечь себя от папиных глупостей. Я все понимаю, он волнуется за меня, но, по-моему, это уже становится просто нелепостью.
– Я не шучу, Фиби! – Он пытается сделать голос как можно строже, хотя прекрасно понимает, что его нотки грубости в тембре меня нисколько не пугают.
– Да какие же тут шутки, папа? – Издеваюсь я, иронично приложив ладонь к грудной клетке. – С такими вещами нельзя шутить, ведь столько девок подобным образом испортили себе жизнь.
Уловив издевки в моем голосе, папа принимает серьезное выражение лица. Еще серьезнее, чем было до этого.
Повисает минутное молчание. В воздухе так и чувствуется напряжение, и я бессильно вздыхаю, закатив глаза.
– Посмотри на меня, отец. – В моем голосе начинает прослеживать боль отчаяния, от чего папа немного смягчается. – Я – сама посредственность и серость. Энн-Арбор отнял у меня все: умение радоваться жизни, природную свежесть и красоту, а самое главное – ноги.
На глазах начинают наворачиваться слезы от неприятных воспоминаний. Папа хмурит брови. На его лице тоже появляется болезненная тень.
– И что я получила взамен? – Продолжаю я. Голос слегка хрипит, но я силюсь делать его как можно более спокойным. – Серость, апатию, истощение, синяки под глазами и инвалидную коляску. – По щеке катится предательская слезинка, но я тут же избавляюсь от нее рукавом своей растянутой кофты.
Отец открывает рот, чтобы что-то сказать, но я выставляю перед собой руку, давая понять, что еще не закончила.
– У тебя взрослая дочь, у которой имеется на плечах голова. И если ты правда хочешь, что она выбралась из болезненного состояния, не омрачай ее настроение такими разговорами. Хейден – единственный человек, который не смеется надо мной и не утешает каждую минуту. Он относится ко мне также, как относился бы, будь я совершенно обычной среднестатистической девушкой. И я не замечала за ним ни одного грязного поступка. Поэтому, не думаю, что он может поступить грязно со мной.
Этих слов хватает, чтобы волнение улетучилось с лица папы, чему я несказанно рада.
– Ты совершенно права, Фиби, – произносит он, поднимаясь с дивана. Затем подходит ко мне и мягко целует в макушку. – Я попрошу миссис Джеймс сделать для нас чай.
Оказавшись, наконец, в своей комнате, я аккуратно перебираюсь на кровать и рывком откидываю на подушки. Спина затекла от долго нахождения в одном положении, зато теперь я чувствую абсолютный комфорт, разливающийся по моему телу.
Потерев глаза, я обращаю внимание на шрамы на руке, которые в миг переносят меня в тот ужасный день, когда к нам в общежитие заявилась Тереза и искалечила мне запястье. Теперь на моей руке красуется несколько неглубоких шрамов, не дающих мне забыть о том, с кем мне пришлось столкнуться на жизненном пути.
Кстати, интересно, что сейчас творится в племени? Хотя, нет! Не интересно!
Джереми
С тех пор, как уехала Фиби, прошло уже так много времени, а я до сих пор не могу выбросить ее из головы. Искаженное болью и залитое горькими слезами лицо девушки то и дело мелькает в сознании, вскрывая в груди почти зажившие раны. Я был ужасно виноват перед ней, но она бы даже не стала слушать меня. Наверное, я бы тоже не стал, окажись я на ее месте.
Я знаю ее город, знаю точный адрес, где теперь проживает она, но никогда не осмелюсь появиться на пороге ее дома. Боль, которую она пережила из-за оборотней, насколько огромна, что Фиби скорее найдет способ убить меня, чем станет слушать.
Наше преследование Дэймона с каждым днем набирает все большие обороты, но не приносит совершенно никаких плодов. Он начинает убивать волчьи стаи нашего племени, и я точно знаю, ублюдок жаждет поквитаться со мной. Но что не дает ему просто прийти ко мне? Страх? Ответ был мне неизвестен.
Над лесом сгущались тяжелые тучи, сулящие неслабый дождь. Ветер скользил сквозь деревья, сгибая ветки и едва не ломая их. Что-то происходит в лесу. Но какого черта я не могу почувствовать опасность? У меня всегда была потрясающая чуйка на подобный вещи, а последние месяцы я словно утратил всю мощь, которой владеют Альфы.
Тяжелый раскат грома, треск деревьев, жуткий вой ветра – все это терзает мои уши, заставляя хмуриться от таких громких звуков.
– Джереми! – Окликает меня сзади Калет. – Надо уходить отсюда!
Моя сестра выглядит встревоженно, ее глаза сейчас занимают почти половину лица. В них четко читается испуг.
– Где остальные? – Спрашиваю я, чувствуя, как руки сами сжимаются в кулаки.
– Они ждут нас на другом берегу реки. Ребята убеждены, что поиски здесь не дадут нам совершенно ничего и предлагают двигаться на запад.
Я хмурюсь.
– С чего такие предположения? Все должно быть обосновано!
Калет мрачнеет, явно подозревая, что отсутствие конкретных фактов повернет их затею против них же самих.
– Рейрей думает, что Дэймон мог отправиться за Фиби.
Этот вариант бросает меня в дрожь. Нет! Я не могу позволить, чтобы Фиби снова пострадала от лап этого урода! Кем бы она ни считала меня сейчас, я не могу спокойно сидеть, сложа руки. Нам необходимо отправиться в Канзас.
– Если Дэймон хотел отомстить тебе, уничтожив Фиби, то он может попытаться сделать это снова. – Калет продолжает свою мысль. – У него не получилось это в прошлый раз, но может получиться в этот, ведь теперь Фиби гораздо уязвимей.
Мне больше не требовалось ни слова. Я не мог подвергать Фиби опасности снова. В этот раз Дэймон убьет ее, если все же именно она находится в списке его планов. Пока у нас нет гарантий, мы должны уберечь ее, а после этого расправиться с оборотнем.
Фиби
Проснувшись от яркого солнечного света, проникающего в мою комнату, я недовольно морщусь, потирая глаза одной рукой. Спала я так крепко, что почти не ворочалась в постели, поэтому теперь на левой стороне моего лица красуются неаккуратные складки, отпечатавшиеся от смятой подушки.
Я перебираюсь в коляску, волоча безжизненные ноги, словно тяжелое бремя, и, наконец устроившись на сидении, окидываю их огорченным взглядом, как делала это каждое утро. Нет. Нельзя позволять мрачным мыслям снова залезать в мою голову.
За завтраком снова собралась вся семья. Отныне я настаивала, чтобы миссис Джеймс принимала пищу с нами за одним столом завтрак то, обед или ужин. Для меня было необходимым то, чтобы она тоже чувствовала то тепло и уют, которым одаривает нас сама изо дня в день.
– Какие у тебя планы на день, Фиби? – Спрашивает папа, потягивая кофе и бегая глазами по страницам свежей газеты. – Снова отправишься куда-нибудь с Хейденом?
Я едва не поперхнулась чаем от его вопроса. И что вот? Теперь подобное будет ожидать меня каждое утро?
– Я пока не знаю, – мямлю я, возя ложкой по греческому йогурту. Вот умеет отец испортить аппетит. – А не опаздываешь ли ты на какую-нибудь встречу?
Мой вопрос заставляю папу усмехнуться. Он аккуратно складывает газету и допивает кофе.
– Уже торопишься выгнать своего старика из дома? – Отец сегодня явно в хорошем настроении. – Но ты права, меня уже заждались в компании.
Он поднимается со стула, целует меня в щеку, как делает это каждый раз перед тем, как уйти на работу, и покидает дом.
Сегодня решила помочь миссис Джеймс с уборкой, что она позволяла мне делать, конечно же, очень редко. И вот, ловко передвигаясь по дому, я смахиваю пыль со всех поверхностей и предметов декора. После этого миссис Джеймс сказала, что доверит мне полить цветы.