После хозмага мы всё-таки поехали на центральное кладбище.
– Давайте место поспокойнее и побезлюднее… – тихо сказал я майору, когда мы вошли на территорию.
Выбрали местечко у дорого выглядящей могилы авторитета из 90-х. Их сюда укладывали большим числом, причём не только в 90-е.
За массивной плитой из чёрного мрамора, на коем изображён человек в характерном прикиде а-ля криминальный модник: пиджак от Версаче, зауженные брюки, туфли, золотая цепь на шее, солнцезащитные очки и ключи от Мерседеса в руках. Все атрибуты успеха налицо, а такой финал…
– Чертите, товарищи милиционеры, – побудил я спутников к действию. – Я чувствую, что тут мощнейший некроэнергетический фон. Старое кладбище, мощное…
Минут семь-восемь майор и старлей насыпали на земле ритуальную пентаграмму.
– Теперь отойдите, – сказал я. – Май апсе пель карата хун, даанав! Хамани кубани хубульферма!
И… нихрена.
– Что за бред? – спросил Некипелов.
– Погоди, – остановил я его. – Сей… час!
Пентаграмма вспыхнула неярким синим огнём.
– Заработало, – удовлетворённо произнёс я. – Грузите апельсины бочками, но сами не падайте, а то у меня и без вас проблем хватает…
Глава восемнадцатая. Грабитель в банке
//Фема Фракия, г. Адрианополь, 18 июля 2021 года//
Вот люблю иметь дело с этими ребятами! Попросил купить мне мыло и шампуньку – купили!
– Вы, сукины дети, требовали бы себе могущества и власти за каждый двухсотграммовый кусок мыла! – пригрозил я долбокультистам куском хозмыла. – А за шампуньку бы мирового господства затребовали!
Вроде бы привычная ерунда – мыло и шампунь. А когда их нет, начинаешь страдать и стенать. Туалетную бумагу бы ещё заказать, десяток километров минимум. Но это в будущем…
Поднимаю с ритуального круга электрический мегафон. Не знаю, где менты его взяли, но расстались с ним не раздумывая.
– Скучной, Нудной, помогите мне облачиться в броню!
Надел на себя готические латы, но без шлема. Надо привыкать к ним, а то ночные забеги показали, что без привычки можно натереть себе все потайные места…
– Папандреу, Пападимос, хватить играть, – вышел я в гостиную. – За мной! Вечером у вас будет полно времени на игры!
Дальше мы пошли на западную стену.
Я не простил хренову сатрапу ночную побудку. Нельзя спускать такое. А то люди подумают, что я слаб и уязвим.
Это была, в том числе, личная атака. В мой дом мертвецы летели не случайно. Я вообще, практически в центре живу и два мертвяка на мой задний двор – это личное оскорбление!
Горожане с удивлением смотрели на меня, сияющего сталью.
Вот что в немцах есть – это склонность к лаконичности и функциональности. Итальянцы любили гравировать броню, украшать её бесполезными, но красивыми рюшечками и финтифлюшечками, а у немцев голый прагматизм. И эта лаконичность выглядит красиво.
Дошли до стены.
– У меня есть дело на стене, пропусти, – сказал я стражнику у входа в башню.
– Мастер, запрещено… – неуверенно произнёс стражник.
– Мне сходить к стратигу, попросить разрешения и так далее? – спросил я у него.
– Не имею права… – вновь возразил стражник.
– Ответственного позови, – потребовал я.
Начальник башни сам спустился к нам спустя десяток секунд, пока телился стражник.
– Мастер Душной, – заулыбался этот пожилой дядечка, в бригантине и каркасном шлеме византийского типа. – Рад вас видеть.
– Взаимно, – равнодушно ответил я. – У меня дело на стене, но не пускают.
– Посторонних… – начал начальник башни.
– Кхм-кхм… – перебил я его. – В прошлый раз я нормально поднялся и даже почти прикончил колдуна персов. Вам, как я вижу, нежелательно подобное?
– Что вы, мастер Душной… – начальник стражи замотал головой. – Поднимайтесь – я даю разрешение.
– Давно бы так.
Мы с ребятами поднялись на стену. Я обвёл неодобрительным взглядом осадный лагерь, после чего столь же неодобрительно поцокал языком.
– Нехорошо… – произнёс я, а затем протянул руку. – Пападимос, матюгальник!
Немёртвый передал мне мегафон. Перевожу тумблер на «ВКЛ».
– Не надо шутить с войной, блядь! – заорал я в матюгальник. – Здесь другие ребята! Это не Наксос, это не Эретрия![23] Ариамен, твоих воинов здесь порвут на части! Это пять тысяч отборных солдат Фракии, блядь! Они всё разнесут! Они всю пустыню пройдут за один час! Они взорвут все твои осадные башни, всех твоих колдунов, магов! Ариамен, ты – плебей! Ты остановись, блядь, ты кончай, ты мертвецов спрячь подальше на склад!
23
Наксос и Эретрия – два города, взятые персами в ходе первой греко-персидской войны. На острове Наксосе, в одноимённом городе, было приличное количество греков, что-то около 38 тыс. воинов, а персов, по разным источникам, в интервале между 20–60 тыс. воинов – древние греки говорили всем, что персов было даже больше 60 тыс., что-то около 100–300 тыс., но им никто не верил. Современный консенсус – примерно 25 тыс. воинов. Да и неважно это, так как хронисты написали, что наксосцы, помня предыдущий конфликт, бежали в горы, где надеялись отсидеться. Персы обратили всех пойманных в рабство, а город спалили. К Эретрии (не путать с Эритреей, которая в Африке и населена неграми, а не древними греками) персы пришли той же самой армией, примерно 25 тыс. воинов, но данных о численности греков нет. Примечательно, что Геродот загадочно молчит о численности эретрийцев. Город персы взяли, как говорят, в результате предательства двух горожан, открывших городские ворота. Всех жителей поработили и отправили на Ближний Восток, финики собирать, а армия персов двинулась дальше, к роковой встрече на Марафоне…