В механике связи подразделяются на абсолютные, или абсолютно-жесткие, и на гибкие, или упругие. Последние отличаются от абсолютных тем, что они допускают перемещение в том направлении, в котором они его и ограничивают, но перемещение это требует усилия, величина которого зависит от величины перемещения. Абсолютные связи являются частным случаем упругих, когда потребное усилие, необходимое для минимального перемещения, бесконечно. Разумеется, что в реальной действительности нет ничего абсолютною, в том числе — абсолютных связей. Но как уже было сказано (глава 1), любое наше номинал-определение описывает лишь пустое множество. В этом смысле любая упругая связь при задании точного закона соответствия между силой и перемещением описывает также лишь пустое множество. При расширении же номинал-понятия за счет допусков абсолютная связь становится весьма важным и содержательным понятием в механике даже без указания величин допусков (например, при битье лбом об стенку, последнюю вполне можно рассматривать как абсолютное препятствие, хотя в принципе можно и повредить ее).
Понятие числа степеней свобод введено для механических систем только с абсолютными связями. Так что, даже при переходе к механическим системам, в которых помимо абсолютных, есть упругие связи, нужно было бы уже расширять понятие меры свободы системы. При переходе же к системе «общество» нужно учесть, что понятия абсолютных и упругих связей решительно недостаточно для описания качественного разнообразия связей в обществе. Я хочу дать лишь один пример: ограничение, обусловленное вероятностью каких-то негативных последствий при попытке реализовать соответствующую свободу. Например, опасность гулять вечером по улицам города в ситуации сильно развитой преступности (скажем, в Нью-Йорке). Свобода, о которой идет речь, достаточно существенна, ограничение не абсолютное и как упругое его нельзя описывать, но можно описать как вероятностное.
Возникает вопрос, как отразить в мере свободы общества наличие неабсолютных, да к тому же еще разной природы (упругих, вероятностных и прочих) связей? Это можно сделать с помощью коэффициентов аналогичных весовым. При этом, мера свободы примет вид:
S=∑fi∙∏Kij
где Kij - коэффициенты, учитывающие характер j-той связи, аложенной на изменение i-того параметра. (В случае, если связь обуславливает зависимость между возможными изменениями нескольких параметров, всегда можно принять правило, по которому все параметры в этой связи, кроме одного, будут полагаться независимыми, и тогда связь будет относиться только к этому последнему).
Коэффициенты Кijявляются функционалами от функций, описывающих саму связь. Скажем, в случае упругой связи существует зависимость между возможным изменением параметра и усилием, которое необходимо для этого приложить. Например, ∆ɑi—изменение i-того параметра системы, Fj—усилие, необходимое для достижения этого изменения в соответствии с j-той связью.
∆ɑi =ȹij(Fj) — функция, описывающая саму связь.
Соответствующий этой связи коэффициент Kij = Kij(ȹij).
Характер функции ȹij определяется характером самой упругой связи. Это может быть функция линейная, нелинейная, непрерывная, разрывная и т. д. В частности, при определенном усилии связь может вообще исчезать (разрушаться или освобождаться), а до этого быть абсолютной и т. п.
Функционал Kij(ȹij) зависит от нашей внутренней природы или от того, как мы относимся к тем или иным ограничениям на данную свободу. Именно, благодаря тому, что он отражает наше отношение к различным ограничениям на свободу (осознанное или нет) оказывается принципиально возможным учесть (соизмерить) в одной мере связи различной физической природы, как то упругие, вероятностные и любые другие (для вероятностных, например, аргументом функционала Kij будет не ȹij, а функции, описывающие вероятность неприятного результата с учетом степени самой неприятности.).
Разумеется, что практическое применение функционалов, даже если мы будем объективировать их в смысле осредненного общественного мнения, а не в смысле нашей внутренней природы, является настоль сложным, что вряд ли осуществимо. Меня, однако, интересует сам факт существования такой меры, и прежде всего во втором смысле объективности, и мы видим, что наличие разнообразнейшей природы связей и ограничений в обществе, необычайно осложняя вычисление меры свободы общества, существованию ее не противоречит.
Небольшое отступление. Не пытаясь строить функционалы Kij, проведем кое-какие рассуждения об их свойствах, то есть по поводу нашего отношения к различным ограничениям на свободу. Очевидно, что в случае абсолютных связей, коэффициенты Kij следует полагать равными нулю — возможностей изменения нет ни при каких усилиях, ни с какой вероятностью и ни с какими опасностями. При отсутствии j-той связи Kij логично принять равным единице. И казалось бы, все прочие возможные значения должны располагаться между нулем и единицей, между случаями абсолютного ограничения и полного отсутствия ограничения. Однако, это не так и обусловлено это нашей внутренней природой в одном случае или связанным с ней сознательным отношением к различным ограничениям - в другом. Вследствие этого, Kij может иметь максимум при каких-то промежуточных значениях ограничений, т.е. когда ограничения есть, не равны нулю и в то же время – не абсолютны.
Чтобы лучше понять это, обратим внимание на существование крепкого сцепления в нашем сознании (или подсознании) между свободой и природой, несмотря на то, что реализация многих свобод человека в природе требует затрат усилий больших, чем в аналогичных случаях в обществе. Кроме того, природа не знает юридических ограничений на свободу (включая «Не убий»), а также общественных институтов для их охраны, но именно поэтому вероятностные ограничения, связанные с опасностью, в ней больше, чем в обществе (если мы имеем ввиду не прирученную природу в виде горшка с цветком или городского парка). Но поскольку трудности и опасности и их преодоление до определенной меры оцениваются человеком положительно, то ценность соответствующей свободы, при реализации которой преодолеваются трудности и опасности, увеличивается по сравнению с ценностью этой же свободы в безопасной ситуации. Поэтому природа и олицетворяет максимальную и даже безграничную свободу для большинства людей, а не только в воспаленном мозгу небезызвестного географа, вопившего: «На волю в Пампасы»!
Другое дело, насколько представление о безграничности или хотя бы максимальности свободы в природе соответствуют действительности. Причем не для львов и слонов, хотя и для них есть свои ограничения (львы, например, делят все пространство на эксплуатационные участки и в чужом охотиться нельзя), а для человека. Конечно, романтическая мечта о свободе рисует нам этакого отважного Соколиного Глаза, бесстрашно пробирающегося через джунгли с ружьем. Но возникает вопрос: при чем же здесь ружье? Ведь это же продукт товарного производства в высокоорганизованном обществе. Тут тебе и восьми, а может и четырнадцатичасовой рабочий день, и начальство, а может, и профсоюз, и, безусловно, полиция и армия, потому что если уж ружья есть, то не только ж для охоты. Нет, ружье придется убрать. Лука со стрелами также попрошу не давать. Ибо хоть его в принципе и может сделать сам охотник, но ведь его нужно сначала изобрести, а изобретение мало-мальски приличного лука и мало-мальски приличных стрел дело поколений первобытных людей, объединенных в первобытное общество. Последнее обстоятельство существенно, иначе не было бы передачи информации.