Утрата, как и осознание её неминуемого преследования за каждым шорохом и мыслью, как после неё, так и в её всеобъемлющей потенциальной наличности, присуща всему, всему окружающему и наблюдающему за всем, всему процессуальному и присутствующему, воспринимающему, живому и не живому, бытийному и не бытийному. Утрата (как свершившаяся, так и осознание утраты, мимолётностью, безвозмездностью и необратимостью бытия в каждом его шорохе) должна сублимироваться в одержимость, ибо одержимость, это предтеча и основа любого творчества, любого искусства, любого созидания – суть жизни. Будучи живым, вы не можете быть не одержимым жизнью, плотью живущей, иначе вы ещё не живы, не живы когнитивно, даже если сердце бьётся в груди, а лёгкие распахнувшись питают ветром кровь. Рядом и неразлучно с одержимостью бытием (жизнью) интуитивное осознание того, что вы не можете быть должником, как и владельцем, обязанным или обременённым житейскими вопросами, в особенности, когда умираете или больны, (а жизнь – это неминуемая смерть и формирование плоти сквозь боль, сквозь имение понятия смертности, восприятие и повсеместное столкновение с непредугадонностью, с потенциальным ущербом, ведь каждое касание, каждый сдвиг молекулы непредугадан в силу того, что его необходимо воспринять, а значит он не запланирован в качестве управляемого элемента, хотя может быть спрогнозирован, то есть воспринят в качестве закономерности в её развёртывающейся перспективе, но абсолютной предугаданности ещё не существует в природе, и опыт ущерба, как индивидуальный, выработанный при жизни, так и эволюционно формальный, выработанный возникшей когда-то адаптированностью в морфологическом качестве, неотлучно присутствует в восприятии человека, у кого-то больше, у кого-то меньше, имея вариабельность и в своих проявлениях, страх бывает тоже разный формально, в том числе параноидный, возникающий неадекватно ситуации) ведь боль отбрасывает всё, даже плоть в которой рождается. Не говоря уже об общественном мусоре преисполняющем ментальность людей и их влечения, который во многом не имеет отношения даже к житейскому быту в его истинных чертах и уж тем более к высшим сферам психики, ибо современный быт, это порождение прогрессирующей бессознательности (первичных биологических инстинктов в самой примитивной форме). Человек превращается из автоматизированного исполнителя биологических функций в автоматизированного исполнителя индустриальных функций лежащих на пути реализации биологических, то есть во многом преобразуется в своих природных качествах за счёт социальной среды, как изначальное проявление семиотики открыло начало изобразительной письменности и открыло значение информации в росте её количества через передачю от особи к особи в выстраивании взаимоотношений людей, что изменило и ход формообразования нервной системы человека в социогенезе. Интеллект (ассоциативная произвольность, способность выстраивать понимание логически достоверных закономерностей) является природным исключением, становящимся редким явлением в соответствии с ростом населения и автоматизации организации социума по признакам линейной (порой даже с использованием этики) реализации естественных потребностей согласно бессознательной инерции поведения (без апелляции к знаниям и логике событий в конструктивном ключе). И единственное, что позволено умирая, это вспарить, постичь свободу. Поэтому, многие вещи приходят и постигаются лишь через переживание смерти, когда человек остаётся жив, но постигает опасность жизни, подобно девственному восприятию запятнанному однажды болью и страхом, происходит изменение формы психических процессов восприятия через страх и ущерб, с этого начинается и рождение, с импульсов раздражения в нервной ткани. Смерть есть переживание тотальной утраты всего, в первую очередь утратой восприятия и чувства обладания, когда рассудок теряет формальную осознанность, а в обретении прозрения через безумие, через утрату безумия, когда фактор психического сдвига или нарушения заставляет выработать новую форму поведения, словно безумец впавший в сферы психической неупорядоченности прозревает исцеляясь, обнуляя психический эмоциональный или двигательный стимул (в случае существенных психических нарушений, речь о метаболическом нарушении, которое обнуляется не всегда или только с помощью грамотно подобранной терапии, в первую очередь фармацевтической).