Для того, чтоб государство не рухнуло (или психика,Ψυχή— «душа», «дыхание»), они не должны застаиваться на одном уровне, они должны расти ввысь, иначе стадо переполняет пастбище и рано или поздно эпидемическая волна порождает массовое вымирание из необузданных благоразумием толп. Нужно постоянное продвижение вперёд даже вопреки наивысшим инстанциям (вопреки стаду), то есть опережение всех былых высот, чтоб во всех аспектах поддерживалась инициатива самодостаточности в ракурсе преодоления всех имеющихся достигнутых норм и пределов по направлению ввысь, ибо на плоскости места всем не хватит, и речь не об инженерных сооружениях. Каждый последующий должен быть сильнее и умнее предыдущего, чтоб даже былая гениальность (genius «дух») становилась детским лепетом на фоне современных свершений. Это говорит о том, что племенной (бессознательно произвольный) строй должен быть затронут разумом, как и самолюбивая бессознательность, что бестактная и губительная наследственность (биологическая замкнутость), как и любые ресурсы в неумелых руках должны быть перенаправлены в умелые руки вне зависимости от племенных обрядов передачи имущества родным и близким (редистрибуция), вне зависимости от выгод конформизма (биологической утопии), власть должна быть предметом умнейших, хотя пренебрегать частной собственностью не стоит в случае её честного и упорного возведения из поколение в поколение, поскольку пренебрежение ею лишает укрытия остатки разума в человечестве, как и лишает цивилизацию былых достижений. Из бессознательности в осознанность, из самолюбия в самодостаточность устремления, преодолевая всякое самолюбие. Но это касается в первую очередь самых верхов, и только после середины, коя ограничена этими верхами. Нужно избавление от основы стопора, от верхнего предела, который не позволяет поставить планку выше или вовсе убрать её. Ограничения должны быть конструктивными, как и дозволения, иначе цивилизационный конструкт (психика) рушится под давлением собственной ограниченности, через которую никто не в силах перепрыгнуть, даже если эта ограниченность в руках бездарности и очень низка. Ибо эти рамки определяются властью по отношению к государству/цивилизации, самообладанием по отношению к психике, возможностями, которыми наделяют качества и преференции власти, которые варьируются прежде всего в способностях их узреть. Поэтому взор разума должен быть максимально обширен и максимально кропотлив к деталям. Ну, а если рамки государственности или психики в руках слепой бессознательности, то мы имеем ровным счётом то, что вы видите сегодня в мировом порядке – «упадок» «разложение» «безнадёжность» «бесполезность» «безразличие перед лицом безконечности». Бессознательность определяется не отношением и отсутствием осознанного побуждения к действию, а небрежностью к тому, что сокрыто от взора, небрежностью к неведомому и неизбежному в закономерностях природы.
А так называемое современное духовенство во всех своих проявлениях, это похоронная процессия оттягивающая осознание глубинной сути смерти под видом загробных почестей, но вместе и с тем пренебрегая жизнью, её пониманием. Боги умерли, но христианство (как и любой монотеизм) всё своё существование носит их трупы, выставляя их за нечто живое. Но насколько скупо это вынашивание, если до сих пор не проникло в самые глубинные и бездонные недра явления смерти из жизни? Эмоциональная маскировка смерти, но и изоляция от осознания и проникновения в знание. Абстрактный консерватизм не даёт умереть богам, хотя они уже требуют нового рождения. Это людские обычаи, но не божественные. Вот в чём загвоздка. Боги не создавали людской ментальной ограниченности, их создавали люди лишённые богов. "Иначе, зачем ещё верить?" Чтоб сформировать привилегии и почести через инстинкт во взаимоотношениях, пренебрегая божественным неизбежно плетущимся явью вокруг них и ими самими. Но можно ли любоваться жизнью со слепцом безнадёжно отданным умершему и всеми силами упирающимся рождающемуся в абстрактной клетке иллюзий?
Красота неописуема, немыслима и вовсе неуловима, пока есть хоть малейшая попытка её искать или вырисовывать. Её нет в ассоциативных проекциях или понятиях возникающих при мнемонических отождествлениях с привилегиями/гормональным эндогенным поощренеим в приоритетных признаках органического удовлетворения каких бы то ни было примитивных потребностей плоти. Красота живёт вне потребностей, вне поиска, вне определённости. Ведь когда ищешь и не находишь, то в определённый момент вовсе перестаёшь искать, даже если не ведаешь то, что ищешь и где нужно вести поиски. Но лишь тогда становится возможным видеть, когда не ищешь, но не от того, что не находишь, а от того, что не перестаёшь находить ни на миг. Красотой дан блеск мелькающий лишь в сокровенных пучинах восприятия непосредственно слившимся с внешними проявлениями чьей-то грации, чертами чьего-то лица, ветряным плясом, озарённых взором чувств вскружившими обоюдно с кронами деревьев, психеей вселившейся пением в изласканую ею плоть. Это подобно психическому расстройству, но это не может быть отклонением. Творческая эстетика вершина всех норм, стоя на пике которой кончиком одной ступни уже канув за её пределы едва нащупываешь край. Это шире чем отрыв восприятия от допустимых рамок понимания, это глубже чем психический сдвиг внимания в иные измерения и состояния, это выше чем вздымающий вопль истерии. Красота живёт мгновением внезапно настигнутым и синхронно заставшим врасплох постигшего его, неотъемлемо погрузившимся в проистечение всецело отдавшись тому, что несметно предстало его явлением в осязаемых плотью чертах так зыбко и мимолётно ускользающих без следа, безвозмездно доверившись слиянию вселенских формаций, оставшись лишь лёгким лоскутным отпечатком не дающим повода держаться или отпускать. Любовь является без всякой причины, без всякого основания, как и жизнь в многочисленных материальных совпадениях. Ибо нет иного основания у бытия живущего тобой воплоти, кроме самого вопиющего предвещания, что подобно пению рыдающего младенца взошедшему к небесам после первого вдоха протянувшегося длиною в жизнь. Он беспечно из всех сил в порывах плоти грезит о том же, что явленно ею, сладострастно мечтая о том, что и явилось его сладострастием в тот же миг. Наблюдая он мечтает о том, что предстаёт созревающими плодами в процессе его же наблюдения, озарившим разум прикосновением к распахнувшейся неведомости, пронзая которую проистекает нечто зовущееся нами жизнью. Так рождённый в истечении тонкой струйки нашедшей выход из недр небытия, сочась затрагивает самую потаённую струну, о которой не знает даже её создатель, о которой не знает ещё никто, ибо она есть само творчество, единожды явившееся и не имеющее возможности завершиться самовольно. Ничего никогда не завершается, ибо всякое явленное вызывает бесконечную цепь чередующихся событий. Так испуская порождённую в себе собою же плоть, бытийная вечность истомлена её взором исходящим из неведомости в неведомое, из себя в себя пронизывая в замкнувшихся истоках перекрёстков созерцания рождённые избытками переполненных всплесками чувства. В видимости отлучённого произвольным маневрированием любопытства, так горячо, так неопрятно и даже нелепо представшим. Но насколько сладко и блаженно внутри изливающегося подобно аромату солёной воды цветущего моря радостно экзальтирующего гребнями волн, из глубин самых бездонных порывов нарастающим звучанием той самой струны, ещё не давшей о себе знать, но уже издающей неведомый ранее звук, подающий первые признаки колебания пространства, кои случаются его явлением. Порой изнеможённо с последним агонистическим танцем, конвульсивно, а порой в переполненном заряде божественной прелюдии перинатального озарения, но неподвижно, словно погрузившийся в блаженный сон. Это не причина, ибо неизбежно плетётся в данный миг в поле твоего обозрения там, где исконной причины просто не существует, твоего явленного плотью чувства сей неприкрытой ничем перед вселенной жизни. Это не цель, ибо уже достигнуто во всём избытке осязание неизбежной органической импровизации предстающей лишь творчеством во всеобъемлющей необъятности испускающей словно нектар сок пред согревающим светом, дарованным лишь от того, что дарования в этом не сыскать, ибо никогда не находишь доколе ищешь, а коли найдено, то искать нечего. Божественное никогда не дарит, не забирает, лишь является всем и во всём, что дано узреть, осязать, слышать, знать, чувствовать явленной плотью испивающей в себе божественное перманентным рождением охватывающим бытие всепоглощающим всплеском переваривающим вечность материи и её форма