22
Месяц спустя…
Хаотично разбросанные газеты и журналы заполняли большую часть матовой поверхности письменного стола. Зажав плечом телефон, Егор пытался найти под этой кипой макулатуры пачку сигарет. Он точно помнил, что оставлял их здесь три дня назад.
Впопыхах неосторожным движением столкнул с края столешницы тяжелую стеклянную фоторамку. Учитывая, что в гостиной кафельный пол, Аравин морально приготовился к громкому и противному дребезгу.
И все же, когда звук бьющегося стекла пронзил тишину, Егор раздосадовано выругался и на мгновение застыл, рассматривая девушку за осколками рамки. Алисе здесь как раз шестнадцать-семнадцать. Скрестив ноги, она сидела на траве, выставив перед собой перепуганного кокер-спаниеля и широко улыбалась в камеру.
– Привет, – прервал длинные гудки звонкий голос Стаси.
– Привет, заноза, – глухо приветствовал ее Аравин, невольно отмечая, как колотится сердце о грудную клетку. Он не мог оторвать взгляд от фотографии. Горло сдавило, дышал с трудом, словно сквозь густой смог. – Как дела?
Присел на корточки и поднял расколотую фоторамку. Точнее, то, что от нее осталось.
– Нормально, – привычно отрапортовала Стася.
– Как баба Шура? – машинально спросил мужчина, отламывая куски стекла и доставая фотографию.
– Как обычно, в боевом расположении духа. Дает последние наставления Нине Михайловне и сетует, что без нее все будет неправильно.
– А как в колледже?
– Справляюсь.
Он никогда не спрашивал, как успехи в боксерском клубе. Не хотел знать. Невозможно объяснить, но спустя месяц его все еще сильно волновал тот факт, что Стася занимается боксом. И столь же сильно его это раздражало. Он все ждал, когда ей надоест. Но, по словам Гришки, вряд ли этот момент скоро настанет.
– Ладно, заноза. Доброй ночи.
– Доброй.
Отключился.
– Что случилось? – в дверном проеме стояла Рита.
Аравин не спеша поднялся.
– В Пакистане землетрясение.
– А я и не знала, – шепотом выдохнула девушка.
– А ты и не знала, – с отчетливым безразличием повторил Егор.
– Много погибших?
– Один погребенный заживо. Но пока еще дышит, – мрачная ухмылка расползлась по напряженному лицу. Глаза так и остались льдинами.
Рита растеряно смотрела, пока не увидела фото в его руках.
– Аравин, блин, что за дурацкие шуточки? – раздраженно спросила она, а у самой мурашки по позвонку пробежали и руки задрожали.
Он спокойно поставил фотографию на книжную полку и двинулся к входной двери.
– Уберись здесь, – невозмутимо попросил девушку.
– Куда ты? – взволновано спросила Рита, засеменив следом.
– Прогуляюсь, – сухо ответил Егор и, схватив с вешалки кожаную куртку, вышел, громко хлопнув дверью.
На улице, не сдержавшись, закурил. Сделал пару неторопливых затяжек и уставился на тлеющий край сигареты. Последнее время все чаще позволял себе эту слабость.
Свыкался с глухой болью, которая жила в нем после смерти Алисы. Уже не ждал, когда утихнет. Иногда это ощущение было ему даже необходимо, как встряска. Как напоминание о том, что сам все еще дышит.
Беспокоило сейчас иное. Впервые эта боль отошла на второй план, вытесненная другими переживаниями.
Вспомнилась последняя встреча со Стасей. Она ворвалась к нему домой и с порога закричала о его несправедливости и эгоистичности.
– По какому поводу бунт? – глаза Егора сощурились, а голос непроизвольно стал громким и властным.
– Меня не пускают на ринг, – она буквально выплюнула эту фразу, всем видом демонстрируя силу своей злости, но, не выдержав его прямого взгляда, бессознательно попятилась назад. Уперлась лопатками в теплое оконное стекло за спиной и спросила не так громко: – Это твоих… ты… ты говорил с тренером?
Внимательный взгляд Аравина намеренно медленно осмотрел девушку. Начиная с рваной челки и заканчивая кончиками мягких туфель на тонкой подошве. Она выглядела, как прилежная школьница, хоть и училась в учреждении рангом выше. Лицо без грамма косметики и идеально выглаженная форма: бледно-голубая блузка с нагрудным логотипом колледжа и многоцветная клетчатая юбка в складку.