Технически, я все еще жила у Нико, но четыре стены его уютной виллы сомкнулись вокруг меня, и я без сомнения знала, что сегодня тот день, когда я вернусь к своим родителям. Ничего не было, что я могла бы взять с собой, прежде чем уйти, чтобы защитить свое разбитое сердце.
В последней попытке я снова связалась с Нико.
Ческа: Я возвращаюсь к родителям. Я завязала со слепым доверием.
Я провела рукой по волосам. Я подавила свои опасения из-за того, что он откликнулся впервые с тех пор, как исчез. Я открыла сообщение, чувствуя, как болезненно пульсирует у меня в груди.
Нико: Я занимаюсь бизнесом. Скоро увидимся.
Ческа: Нет, ты этого не делаешь.
Нико: Скоро.
У меня вырвался сдавленный смешок, и я вытерла слезы со щек, бросив телефон рядом с кучей одежды на кровати. Было ли так уж неправильно ожидать немного порядочности? Ожидать большего, чем эти простые слова в сообщении? Но что еще хуже, он дал мне крошечную надежду.
Мои легкие сжались, стало трудно дышать. Не сейчас, умоляла я себя, молясь, чтобы не последовал приступ тревоги.
Что, если что-то действительно было не так?
Я лгала себе; я еще не покончила со слепым доверием. Острые воображаемые когти впились в мою плоть, требуя сохранить хоть каплю веры в него, в то, что у нас было вместе.
Я поспешно схватила свой телефон и отправила несколько сообщений его друзьям по отдельности, включая Леону и Кейли. Один за другим посыпались ответы с аналогичными оправданиями по поводу его местонахождения, в которых говорилось, что он занимается бизнесом, и я, скорее всего, скоро его увижу.
Леона и Кейли заявили о неприкосновенности, заявив, что понятия не имели, что происходит. Я поверила Кейли, а не Леоне. Она была в курсе всего, что произошло с Хавьером, а следовательно, и с его друзьями.
Но это был резкий ответ Бена после того, как я обозвала его лжецом, от которого у меня болезненно сжалось горло.
Бен: Если бы он хотел быть с тобой, он был бы там. Подумай об этом.
Опустив голову от стыда за отсутствие самоконтроля, когда дело касалось Нико, я позволила телефону выскользнуть из моих пальцев. Чувство предательства пронзило меня.
Бен твердо установил линию, по которой наша детская дружба была растоптана, чтобы поддержать Нико. И хотя рациональная часть моего разума понимала… остальная часть меня этого не сделала.
Мое доверие к людям было похоже на скомканный лист бумаги — его можно было разгладить, но недостатки никогда не исчезнут.
— Возвращайся домой, Ческа, — сказал Джош, зевая, в ответ на мои жалобы на холод.
Мои пальцы крепко сжали телефон, с которого мы созванивались по видеосвязи. Отчаяние в моем голосе было явным.
— Что ты знаешь? Скажи мне…
Его лицо сморщилось.
— Может быть, тебе стоит рассказать мне что происходит?
— Но если бы ты знал что-нибудь о Нико, ты бы мне сказал, верно?
Мое достоинство рухнуло на пол. Я посмотрела вниз, почти увидев высоту, с которой упала.
Пристально глядя на меня так, что я почувствовала себя обнаженной эмоционально, он сказал:
— Что ты мне недоговариваешь? Не сдерживайся, ты никогда раньше этого не делала.
Его последнее замечание прозвучало как удар ножом в сердце, хотя он и не это имел в виду. Я намеренно умолчала о текущих проблемах между мной и Нико, потому что это были мои отношения, и большую часть времени — независимо от того, были они оправданы или нет — мнение других могло все испортить.
— Он исчез. Прошло несколько недель, и я боюсь, что с ним что-то случилось. Он не связывался со мной, за исключением нескольких обычных сообщений, его друзья подтверждают, что он в командировке и скоро вернется, но… Я не знаю…
Я пожала плечами.
Его губы скривились, голос прозвучал как приказ.
— Возвращайся домой.
— Нет, — мгновенно парировала я, заставив его брови приподняться. — Я так легко от него не откажусь.
— Ческа…
— И он никогда не нравился тебе из-за меня, не так ли? — моя защита усилилась, и я шмыгнула носом. — Ты бы предпочел, чтобы это был Бен или кто-то похожий, но не Нико. Почему?
— Потому что никто не должен заставлять тебя плакать и вызывать твое беспокойство больше, чем они делают тебя счастливой. Это элементарная математика.
— Ты не знаешь его так, как знаю я, — рассуждала я, вспоминая те времена, когда я видела уязвимость, которую он так хорошо скрывал, голод, отразившийся на его лице, когда он смотрел на меня.