Виктор долго не мог найти доктора в больнице. Тот носился как заведенный. Там, где его советовали искать три минуты назад, след доктора уже простывал и покрывался инеем. Только к концу дня, когда уже исправить было совсем ничего нельзя, Виктор поймал ван Чеха.
Доктор на его появление отреагировал сдержанно, хотя и не без удивления.
- Я пришел поговорить по поводу Брижит, - скромно сказал Виктор.
- Садись, - доктор устало сел на свой стул, достал коньяку, налил в две рюмки, но бутыль не убирал, - Я сбит с толку и понять не могу, что с ней творится. Честно, после сегодняшнего фортеля, пока и знать не хочу. Просто так взяла и отдала мне заявление. Раз она так просто это сделала, я тоже очень просто подписал его и отнес главному, вот и все.
- Брижит рассказала, почему она так поступила, - Виктор разглядывал портрет за спиной доктора, - вам не кажется, что портрет как-то изменился?
Ван Чех обернулся, окинул картину взором и повернулся обратно.
- Кажется, - серьезно кивнул он, - И что же с Брижит? - в этом вопросе было столько участия и любопытства, что Виктору стало стыдно, за то, что он будет говорить дальше.
Виктор последовательно, слово в слово рассказал о стихах, о том, что листочки пропали, о том, как я пугалась этого преследования из ниоткуда.
Доктор слушал бледнея. Хмури брови, кусал губу, трепал бородку.
- Боюсь, я слишком правильно поступил, отправив Британию под присмотр врачей.
- Ей хуже? - Виктор проявил естественное участие.
- С ней, слава Богу, все в порядке. У меня в той больнице гинеколог знакомый, она за Бри присмотрит, чтобы и ребенку ничего не сделалось, и мама сама была в норме. Во-первых, во время беременности чаще рецидивирует психоз, во-вторых, я боюсь, как бы в ее голову не проник кто-нибудь.
- В смысле? - Виктор ничего не понимал.
- Мне все не дают покоя бумажки на наших подушках. Мы с Брижит были внизу и узнали, что разлюбезный муженек Пенелопы математически доказал, что пограничье существует. Мало того, он хочет проникнуть в него и сделать проход массовым. Пока единственная дверь - это твоя картина и, чтобы войти, нужно иметь ключ.
А что делала Кукбара? Она порабощала и убивала своих пауков. Меня пытались убить через параллель. Я все чаще прихожу к выводу, что можно каким-то образом "залезть в голову", без гипноза, без иного воздействия.
Так вот бумажки. Мы с Брижит сидели внизу, потом пришла Британия. Мы вместе смотрели фильм, затем каждый пришел к себе и обнаружил бумажки. Обе бумажки пахли ее духами, из чего я могу сделать вывод, что Бри провела, держа их в руках, достаточно долгое время.
- Почему?
- Она когда душится, капельку духов размазывает пальцами, потом все почти, к чему она прикасается, пахнет ее духами, это я уже давно заметил.
Ну, ладно, духи, что там… А вот клей… Знаешь ли, полупустая бутылочка клея ПВА за ее тумбочкой… Я уже потом нашел, когда собирались. Наивный, я отнес этот клей хозяйке, та вылупилась на меня, мол, никогда никакого клея ПВА в ее доме не было и не нужен он ей. Я спросил у Британии, та натурально удивилась. Понимаешь, какие-то мелочи указывают на нее, но все реакции говорят об обратном. Я чувствую, что это сделала она, я понимаю, что она не помнит, как она это сделала. И это уже не болезнь, это чье-то стороннее вмешательство.
Что до ваших с Брижит бумажек. Они сделаны руками другого человека, - доктор выразительно посмотрел на Виктора.
- Моими?
- Не исключено. Логику ты постиг очень быстро. Я понимаю, что ты поэт и такие вещи для тебя естественны. Но объяснял-то ты не с поэтической точки зрения. Количество изгибов и сторон у получившихся фигур было тебе подсказкой. Почему? Потому что мозг мог сохранить следы. Когда тебе снилось пограничье последний раз?
Виктор надолго замолчал, ему было обидно, хотелось встать и уйти, но оставалось сидеть и думать. Вопрос действительно был важный.
- Не помню. Мне больше ничего не снится. С того момента как мы были на море, мне совсем ничего не снится. Я просто сплю и вижу темноту. На самом деле я и рад, и немного скучаю. Хочется видеть сны, но боюсь в них опять заблудиться.
Доктор постучал ручкой по столу.
- Бри тоже ничего не видит, - задумчиво сказал он, - Пойдем, мне уже пора домой. Дети на попечении тети, но я им нужнее.
Мужчины встали и вышли. На посту дежурной сестры доктор написал какую-то записку.
- По смене передай, хорошо? Туберкулезника завтра с самого утра пусть первым на все анализы и тщательнейшее обследование. Результаты срочно лично мне, все поняла? - доктор говорил угрюмо, жестко.
Медсестра деловито кивнула, перечитала записку и отложила под стекло, - Хорошей ночи.
- Хорошей ночи, доктор.
- Не выпускай Брижит из поля зрения, - говорил доктор уже на улице, - Что-то будет, я чувствую. Виктор, и за собой следи. Тебе уже один раз промыли мозги, теперь кто-то лазит в них из пограничья. Я не исключаю того, что кто-то заставляет тебя и Британию совершать определенные вещи, минуя сознание. Антонас у нас есть - то же самое. Но при этом он видит какой-то пенек с глазами.
В такой ситуации я постараюсь справиться с собой. Мне больно и горько, но теперь я знаю, что происходит, а значит, могу помочь Брижит. Зря я не поговорил с ней… Отчасти я виноват в том, что теперь едва ли могу ей помочь.
Они долго шли, молчали. Вдруг Виктор усмехнулся.
- Что такое? - осведомился доктор.
- Я просто вспоминаю, - ответил Виктор, - До сих пор не могу понять, почему мы с ней вместе. Почему она не стала искать еще кого-то. Я не молод, не то, чтобы нормален…
Доктор широко улыбнулся.
- Не можешь ты спокойно жить, вечно пытаешься все понять, даже то, чего понять нельзя. Бри, впрочем, тоже. Я никогда не жил раньше с бывшими больными, вообще иметь отношения с больными нельзя. Тут для меня вопрос спорный. Мы поженились-то, когда она не была моей пациенткой.
Когда больной влюбляется в своего врача это нормально. Любовь лучшее лекарство от множества болезней. Так не было с Британией. Ее влюбленность наоборот тормозила процесс. Но стоило ответить взаимностью… Я не намекал ей ни словом, ни взглядом. Да, она мне нравилась, как женщина с самого начала, но есть понятия долга и этики… Я сам не могу определить момент, когда это произошло. И знаешь… После той истории с параллелью, когда я еще раз увидел Пенелопу, когда узнал, что она и мой Ка там… Я успокоился. До этого я думал, что на всю жизнь останусь холостяком. Долгое время Пенелопа была моей семьей, а больница - домом. Мне захотелось настоящего дома с настоящей семьей.
У Британии двое замечательных детишек, у меня скоро будет свой собственный отпрыск, надеюсь, такой же кучерявый и здоровый.
Все остальное… Я люблю их всей душой, и мне все равно бывшая она больная или нет. Тоже я думаю и с Брижит. Она полюбила тебя и ей все равно, психоз у тебя или ремиссия. Так что не беспокойся. Она столько раз спасала тебя, теперь твоя очередь, - доктор протянул Виктору руку, - Спасибо тебе, за вопросы и просьбы, склоняющие меня самого к глубокой рефлексии и самоанализу. Мне гораздо легче, Виктор, спасибо.
- После того, что вы сделали…
- Это все Брижит. Береги ее. Я завтра же приеду к вам домой и поговорю с ней сам.
К несчастью, доктор не знал, что не сможет приехать.
Глава 10.
Сразу после того, как доктор и Виктор распрощались, ван Чеху позвонили.
- Кто это звонит? - номер был неизвестный и доктор думал, что звонят по поводу Британии из больницы.
- Папа? - детский голос заставил доктора вздрогнуть.
- Ая?
- Папочка, - закричала девочка.
- Ая, где ты?!
- Папочка, я жива. Эта…
- Послушай меня, доктор, - трубку перехватили.
С ван Чехом говорил электронный холодный голос, с механическими интонациями.
- Кто ты? - пальцы доктора, сжимавшего телефон, побелели.
- Падчерица твоя у меня и пасынок тоже. Моли бога о том, чтобы сестрица твоей жены не стала кормом для червей.
- Короче. Что вам нужно?
- Всего ничего. Нам нужно, чтобы ты пришел в указанное нами место. Один, без полиции и твоих дружков. Один на один.