— Я говорила вам, что сама собираюсь заботиться о Джулии, — твердо заявила Элизабет, решившая, что с нее хватит всех этих тонких маневров. — Не может быть и речи, чтобы она осталась одна.
— Но ваша работа? — с подозрительной озабоченностью воскликнул Филипп. — Если вы останетесь в Англии, есть опасность ее потерять, а если Джулия уедет с вами в Штаты, то ей придется подолгу оставаться одной.
— Если будет необходимо, я могу и уволиться! — бросила со злостью Элизабет.
— Ну зачем же, Бетти! — Как только заговорила ее сестра, до Элизабет дошло, что она сама подыгрывает Филиппу. Самое худшее, что можно было предложить в запальчивости, так это бросить работу. Джулия знала, как много ей пришлось потрудиться, чтобы добиться успеха, как взволнована она была, подучив новую должность. И доброе сердце младшей сестры болело при мысли, что все это может быть потеряно, особенно учитывая то обстоятельство, что работа отвлекала Элизабет от тягостных мыслей, связанных с Джоном Макафи… — Пожалуй, тебе не стоит жертвовать своей работой. А я бы… я бы действительно хотела встретиться с родителями Патрика.
— Джулия…
— Я знаю, Бетти. — Джулия перебила сестру с неожиданной твердостью. — Это должно было случиться раньше или позже, и, возможно, лучше всего встретиться с ними теперь. Ты знаешь, я не очень хорошо во всем разбираюсь, но с ребенком… — Она медленно покачала головой. — Вполне естественно, что они хотели бы видеть его, когда он родится, а я предпочла бы сперва увидеть их. Я ведь поеду всего на несколько дней, да, господин де Сернэ? — Она вопросительно взглянула в сторону Филиппа, который оставался безмолвным, пока сестры обменивались репликами. — Ведь так?
— Конечно. — Он ответил с небольшим поклоном. — Вы пробудете у нас столько, сколько пожелаете.
Если уж Джулия поедет, они наверняка ее там оставят — по крайней мере до рождения ребенка, мрачно подумала Элизабет. Могла ли ее сестра понимать, что происходит? Она поглядела задумчиво на милое бледное лицо Джулии. Или, может быть, для нее легче ничего не видеть? Джулия всегда была склонна к тому, чтобы как страус прятать голову в песок.
— Тогда решено. — Глаза Филиппа точно смеялись над ней, застывшей в своем кресле в бессильной ярости. — Если это не помешает вашим планам, то, может, и вы согласитесь сопровождать вашу сестру во Францию? Уверен, она нашла бы это наиболее… предпочтительным.
— Бетти? Ты могла бы? — оживилась Джулия.
— Конечно. — Она улыбнулась сестре, но ее голубые глаза сделались колючими, как иголки, встретившись с глазами Филиппа. — Я возьму отпуск, чтобы разобраться с этими делами.
— Превосходно. — Голос Филиппа был невозмутимо спокоен, но в нем проскальзывали насмешливые нотки, бесившие Элизабет. — В таком случае, я предложил бы вам отправиться завтра после полудня. Я заеду за вами, скажем, в два часа. Это позволит вам уладить все необходимые домашние дела, оформить паспорта и все прочее. Не думаю, что было бы разумным для Джулии в ее положении лететь самолетом, вы согласны? Замок моих родителей находится на юге Франции, в долине Роны. Переправившись через Ла-Манш, мы сядем в поезд, а далее доберемся на машине.
Элизабет испытывала чувство непоправимости свершившегося.
— Бетти? — Она вернулась к настоящему с тяжелым ощущением, которое остается после ночного кошмара, когда Джулия осторожно тронула ее за руку. — С тобой все в порядке?
— Все прекрасно. — Элизабет выдавила из себя улыбку и отвернулась, чтобы не встретиться с внимательным взглядом карих глаз, наблюдавших за ней. — А тебе, милая, думаю, стоит прилечь.
— Вы не считаете, что нам стоило бы отбросить официальный тон в виду предстоящих событий? — спросил он мягко после того, как за Джулией закрылась дверь спальни.
— Событий? — спросила она холодно. — Если под этим вы подразумеваете тот факт, что я и моя сестра будем гостями в вашем доме, я едва ли вижу…
— Не в моем доме, Элизабет. — Глубокий голос таил сдержанную ярость. — В доме моих родителей. У меня собственное поместье неподалеку. Конечно, если бы вы предпочли остановиться у меня… — Ответ, написанный на ее лице, был красноречивее всяких слов, и Филипп усмехнувшись и покачав головой, лениво облокотился на дверной косяк. — Какая свирепая маленькая киска… — протянул он задумчиво. — Одни только когти да зубы.
— Ничуть! — Элизабет гордо выпрямилась во весь свой небольшой рост и проговорила сквозь зубы: — Только потому, что я не одобряю ваши приемы шантажиста…
— Шантаж? Это нехорошее слово, — сказал он укоризненно.
— Это нехорошее действие, — быстро парировала она.
— Вот как вы смотрите на желание моей семьи помочь вашей сестре, — произнес Филипп медленно. — Как на что-то угрожающее? Подозрительное? — Было теперь что-то мрачное в его красивом лице.
— Принимая во внимание, что лишь несколько часов назад фамилия де Сернэ была синонимом неприятия и боли, каких же чувств вы ждете от меня сейчас? Джулия на шестом месяце беременности, и за все это время никто из вашей семьи не прислал ей даже открытку!
— Но Джулия уже готова быть разумной…
— Джулия слишком доверчива!
— А вы слишком недоверчивы, — заключил он спокойно, вставая перед молодой женщиной и впиваясь взглядом в ее лицо с такой цепкостью, что она растерялась. Его бронзовая кожа, глянцевая чернота его волос, стройная фигура, излучавшая уверенную мужественность, — все это действовало гипнотически. Он наклонился к ней и сказал: — Как его зовут, Элизабет? Того мужчину, который вселил столько страха и недоверия в эти прекрасные голубые глаза? Вы все еще любите его?
— Я не знаю, о чем вы говорите. — Она хотела, чтобы ее голос прозвучал язвительно, но в нем слышалась лишь дрожь.
— Не знаете? — Он поднял ее подбородок кончиком пальца, и ощущение контакта пронзило ее с головы до ног. — С первого момента нашей встречи вы сопротивлялись мне — и не говорите, что это из-за Джулии, потому что тогда я назвал бы вас лживой. — Его лицо было близко теперь, слишком близко, а его твердый чувственный рот лишь в дюйме от ее рта. — Не от того ли, что вы чувствуете, что я хочу сделать это?
Элизабет совершенно не ожидала ощутить его губы на своих! Оставаясь ошеломленной одно томительное мгновение, пока длился поцелуй, она затем вырвалась столь неистово, что он покачнулся.
— Как вы смеете?! — Она отступила на шаг и резко поднесла руку к губам, словно пытаясь стереть с них след поцелуя. — Как вы смеете?
— Я посмел, потому что очень хотел этого, — сказал он мягко.
— И это вас оправдывает? — спросила она язвительно, тогда как ярость клокотала у нее в груди. — Вы видите, вам нравится и вы берете — не так ли? Настоящий самец! Ну, а у меня иммунитет к типам, подобным вам. Так что забудьте ваши привычки и держите руки подальше от меня. Только попробуйте выкинуть еще такой номер!
— Это был всего лишь невинный поцелуй.
— Я знаю, что это было, — ответила она упрямо. — И мне это не нужно! Вам достаточно ясно?
Филипп с чувством выругался себе под нос, и Элизабет искренне порадовалась, что не знает французского.
— Я не просил вас лечь со мной в постель, — сказал он угрюмо, — или, тем более, войти в мою жизнь. Поцелуй был признанием вашей красоты, знаком извечного влечения мужчины и женщины.
— О, пощадите меня… — Она взглянула на него свирепо. — Скольких еще женщин вам удалось поймать на эту приманку?
— Мисс Тернер, если вы скажете еще слово, то, думаю, мне трудно будет отвечать за свои действия.
Было очевидно, что он едва сдерживается, оставаясь хладнокровным внешне. Хоть немного сбить поразительную высокомерность, пробить толстую шкуру властного мужского самодовольства. Как это было бы приятно! На мгновение снова перед ней возникло лицо Джона, его крепкая и стройная фигура. Но затем образ стал быстро блекнуть, и вместе с ним угасла ее ярость. Джулия позвала ее из спальни:
— Бетти!
— Я не хочу чем-нибудь еще расстраивать сестру, — быстро проговорила Элизабет, как только услышала звук открываемой двери. — Она перенесла более чем достаточно…