– Очень хорошо, – сказал он Валерис. – На двадцать четыре часа мы договоримся, что этого разговора не было.
– Ложь? – слово не покоробило ее, и в голосе не прозвучало осуждение.
– Упущение, – поправил ее Спок. – После этого.
Скотт слушал их разговор с растущим беспокойством и уже не в силах был сдерживаться.
– Через двадцать четыре часа мы потеряем след капитана!
– Мне точно известно, где он будет находиться, – спокойно ответил вулканец.
У Скотта от удивления отвисла челюсть.
– Где?
"Кронос-1" полным ходом шел домой – судить Кирка. Азетбур в каюте Горкона, куда перебралась по настоянию Чанга, готовилась к предстоящей мирной конференции, тщательно анализируя записки отца. Каюта канцлера была лучше оборудована охранной аппаратурой и более удобна для работы телохранителей. Азетбур боялась, что нахлынувшие воспоминания снова вызовут у нее боль, но, напротив, среди отцовских вещей ей стало намного уютнее. Она сидела, насупившись, в кресле Горкона, в котором он обычно читал и в котором вел их последний разговор, и потирала появившуюся складку между бровей. Судя по дисплею, записки Горкона были неполными.
Очевидно, основную часть мыслей по стратегии переговоров он хранил у себя в памяти. Азетбур вспомнила все, что они вместе обсуждали, как наедине, так и в присутствии других советников, но все-таки многое Горкон так и не высказал.
Канцлер не доверял своему Высшему Совету. "И я, – подумала Азетбур, последую его примеру." Раньше верила Керле и все еще любила его, но слова Чанга посеяли в ее душе сомнение. Она никому не могла открыться, даже Чангу, взявшемуся за организацию ее безопасности. В эти дни настроение Азетбур колебалось между двумя полюсами: иногда ей безумно хотелось жить и продолжить дело Горкона; а порой у нее вообще пропадало желание что-либо делать, поскольку все попытки казались бессмысленными. Она сомневалась, что доживет до подписания мирного договора с Федерацией, но надеялась, что сможет стать свидетелем суда над Кирком. Этого ей вполне хватило бы.
В отличие от своего отца Азетбур не имела преемников. Она закрыла воспаленные глаза и вновь открыла, услышав сигнал на мониторе, нажала кнопку, и на экране появилось изображение охранника Катриса, стоявшего у входа в каюту.
– Госпожа канцлер, – обратился Катрис басом, соответствующим его грузной фигуре. – Бригадный генерал Керла желает поговорить с вами наедине.
Азетбур насторожилась и незаметно вздохнула.
– Впустите, – разрешила она.
Катрис кивнул. Экран погас и вновь вспыхнул, показывая то, что и охранники видели снаружи: другого оружия, кроме отданного фазера, Керла не имел.
Азетбур не испугалась бы, если б он и был вооружен. Со дня убийства отца она и сама мечтала умереть. К тому же их разговор записывался на пленку в трех разных местах.
Керла вошел в каюту, но Азетбур ему навстречу не поднялась. Она знала, с какой целью он пришел, выждав время после гибели Горкона. Азетбур решила, что для них обоих лучше, если она будет жесткой и прямой.
Как только закрылись двери, от официальных манер Керлы не осталось и следа. Быстрыми шагами он подошел к Азетбур и взял ее за руку. Она не сопротивлялась, но когда он поднес ее ладонь к своему лицу, сдалась, не отвечая, однако, взаимностью. Рука ее безвольно повисла, и огромными усилиями девушка заставила себя посмотреть на Керлу безразличным взглядом, не выражающим теплых чувств. Сделать это было совсем не просто – от генерала веяло силой и страстью. Ей хотелось погладить Керлу по длинным смоляным волосам, утопить в них свое лицо, как несколько дней назад.
Керла, казалось, не замечал прохладного к себе отношения.
– Зета, давай сегодня дадим с тобой клятву. Теперь нас ничто не сможет остановить.
"Ничто, – подумала Азетбур, – теперь, когда нет моего отца."
Керла хотел притянуть ее к себе, но она не позволила ему этого, откинувшись в кресле. Он посмотрел на Азетбур, не понимая в чем дело.
– Что происходит, Зета? Разве я дал тебе мало времени? Если нет, то прошу меня простить.
Азетбур по-прежнему оставалась холодной.
– Наши отношения изменились, генерал Керла.
Он медленно отпустил ее руку. В его глазах бушевала ярость, девушка видела, как он борется, чтобы не выплеснуть свои чувства.
– Не понимаю.
– Ты был предан моему отцу? – неожиданно спросила она, и вопрос удивил их обоих. Азетбур хотела покончить с их отношениями без каких-либо объяснений. "Дурак, – сказала она про себя, – если подозрения Чанга оправданны, то ты сам подписал приговор себе."
На этот раз задетый за живое Керла чувств скрывать не стал. Азетбур смотрела на него, абсолютно не реагируя, словно он был актером и в совершенстве знал свою роль.
– На что ты намекаешь, канцлер? Что я предал Горкона? Что я виноват в его смерти? – Керла вскочил на ноги. – Да, я не всегда с ним соглашался и не делал из этого секрета, но я дал ему клятву преданности! Мне не нужно повторять ее еще раз, чтобы придать ей больше веса!
– Но ты не клялся в верности мне.
Слова Азетбур немного остудили его гнев. Керла взглянул ей прямо в глаза.
– Я с большим удовольствием дам эту клятву, канцлер Я предан вам и думал, вы знаете об этом.
– В самом деле? – негромко спросила она. Азетбур думала, что вопрос вновь взбесит генерала, но вместо этого он облокотился о кресло Горкона и пристально посмотрел на нее, словно хотел увидеть ее душу.