Лекарь молчал. Дрожал, глядел с ненавистью, но молчал.
Мои пальцы сжались ещё немного.
Старик затрясся всем телом, и его голос задрожал вместе с ним под моей ладонью.
— Мочевые ванны, — просипел он, приобретая нехорошую тёмную красноту.
— Что?! — и я, и Алессей выдохнули одновременно.
— Да, это всегда помогало в сложных случаях! — заверещал этот шарлатан на какой-то невероятно высокой ноте. — Но здесь не помогло! Значит, таков замысел богов: она должна умереть!
— Ах ты сучий потрох! — я сжала его горло и со всей силы ударила головой о стену. Туника усилила мои движения, и от встречи со стеной глупой головы лекаря получился громкий гул, как от пустого кувшина. — Ты вздумал убить маленькую принцессу?!
Я не понимала, что со мной происходит: злость, ненависть, отвращение, жажда убийства пылали во мне страшным костром, и эмоции выплеснулись резким ударом кулака в тощий живот негодяя, посмевшего называть себя лекарем.
— Я несдержанна. Совсем как Машэ, — мелькнуло в мыслях.
Мышцы ноги уже сократились, чтобы впечатать колено в лицо согнувшегося доктора, рука отпустила дряблое горло.
— Да нет, не Машэ. Как Игорь! Бить ногами — это так по-роомшандски...
Опять Игорь в моих мыслях? Я обернулась — что могло разбудит воспоминания о нём? Пробежала взглядом по пышному убранству комнаты. Это отвлекло и отрезвило меня — нога остановилась, так и не коснувшись лица лекаря.
— С тобой мы позже закончим, — выдохнула.
Сквозь шум крови в ушах до меня донеслось тихий плач. Я нашла источник звука. В кресле, рядом с колыбелью, сидела молодая женщина и отчаянно плакала.
— Королева — поняла я.
— Ваше величество! — я сдала придворный реверанс. — Позвольте.
Я снова раздвинула ладони, растягивая сияющую плоскость сканирования и провела ею через девочку.
— Плохо. Да, плохо. Но не безнадёжно. — Обернулась и осмотрела комнату. — Пусть откроют окна, дайте свежего воздуха.
— Но... она же простудится, — пробормотала королева сквозь слёзы.
— Не простудится. Ей не хватает воздуха, чистого и свежего.
Я оценила то, что увидела в скане. Да и так было заметно, что девочка почти не справляется — одышка нарастает. Пожалуй, просто открытых окон будет мало.
— Всёля, давай-ка кислородную шапку, — скомандовала я, и тут же в руке воплотился колпак с трубкой, которую я подсоединила к непрозрачному флакону, мигом ранее явившемуся у кровати.
Накрыла девочку колпаком, чуть подкрутила вентиль. Вот так, пусть в воздухе, которым дышит малышка, будет побольше кислорода.
Я долго стояла и считала дыхательные движения маленькой груди. Алессей открывал окна, закручивал шторы в тугие жгуты и ругался на пыль и никчемную роскошь места.
Вот и улучшение — одышка, кажется, становится меньше, девочке легче дышать.
— Что это? — королева всё ещё плакала, и с опаской смотрела на помпу, нагнетающую лекарство в организм дочери, на прозрачный колпак, накрывший её почти полностью.
Да, колпак ещё так сяк, а помпа со стороны смотрелась страшновато — флакон в металлическом зажиме, крепящийся на голове младенца. Но неужели молодой матери не было страшно, когда этот шарлатан — я глянула на скрюченного у стены, трясущегося лекаря — купал её дитя в моче?
Где он собирал такое количество? Все слуги, что ли, мочились в детскую купель?
Меня передёрнуло.
— Это такая штука, которая в кровоток принцессы заводит лекарство, ваше величество. Смотрите, ей уже лучше.
Синюшность медленно отступала с лица малышки. Вот розовыми островками проступила на щеках, вот — на лбу, сохраняясь только над верхней губой.
— Мы на верном пути, но победа ещё не достигнута. Лечить принцессу нужно долго.
Молодая мать закрыла глаза и безмолвно затряслась. Королевы тоже женщины, и тоже умеют плакать, когда единственное драгоценное дитя на грани смерти.
— Ваше величество, прикажите сделать уборку в комнате, — я оглянулась ещё раз. — Пусть вымоют полы, уберут всё, где есть пыль, перестелят постель.
— Немедленно! – подстегнул всех Алессей, а сам аккуратно, чтобы не поднять пыль, снимал балдахин над детской кроваткой.
— А малышка?.. — простонала королева.
— Нянька подержит на руках, — я сняла колпак, внимательно наблюдая не появятся ли признаки ухудшения.
Из тени вышла низенькая, круглая женщина, немолодая, но ладная — чистенькая и аккуратная. Она с готовностью взяла девочку, стараясь не сжать слишком сильно и не задеть помпу.
В соседнем помещении, видимо, в комнате няньки, великолепных и пыльных вещей было намного меньше, и дышалось здесь лучше.