— Ты чё, Паш, охренел? Маленького ребенка в камеру! Да, за это такой пистон можно схлопотать! Мало не покажется.
— А ни кто и не узнает. К вояке нашему до утра посажу, думаю, уж мальца-то не тронет. Протрезвел, парень-то нормальный.
— Ой, смотри, Касатонов, погоришь…
Касатонов отпер металлическую дверь с глазком и втолкнул Ярика в узкую камеру. На звуки отпираемого замка с одной из коек поднялся молодой бритый «под ноль» парень с разбитым в кровь лицом.
— Ну, чё пялишься, вояка?! Отдыхай! Предкам позвонили! Они в курсе. Завтра с тобой разбираться будем!
Парень, зло зыркнув на «мента», молча опустился на скрипучую койку.
— Так-то лучше. Слушай меня внимательно, георгиевский кавалер! Мальчишка здесь до утра перекантуется. Тронешь мальчонку — убью! Уяснил?
Старший лейтенант, оставив мальчика в камере, вышел. Растерянный Ярик стоял у входа.
— Чего стоишь как в гостях? Проходи, садись!
Ярик нерешительно присел напротив, оглядывая унылое помещение.
— Не дрефь, пацан! Что, страшный? Да?
Ярик в ответ кивнул головой.
Парень, морщаясь, осторожно коснулся кончиками разбитых пальцев опухших губ, фингала под глазом.
— Не бойся, это после пьяной драки. Я сейчас смирный! Тебя, как величать, преступник? Дон Карлеоне? Может, Аль Капоне?
— Ярик, — тихо прошептал мальчик.
— Ярик? Ярик! Ярослав, что ли? Редкое однако у тебя имя. У меня тоже не хуже! Свят! Святослав! Будем знакомы!
Парень со злобой ударил кулаком по нарам и стал ругаться:
— Гады! Менты поганые! Курить хочу!
Ярик, порылся в кармане, извлек портсигар Бориса и протянул соседу по камере.
— Вот это номер! — удивленно присвистнул тот. — Куришь, что ли? Я в твоем возрасте соску сосал, а такими вещами не увлекался. Ну, давай! Спасибо!
— Вот только спичек нет.
— Спички-то как раз и есть! Карман-то рваный! За подкладкой коробок раздавленный имеется!
Отсыревшие спички долго не зажигались. Парень изматерился, пока, наконец, с наслаждением не задымил.
— Славная вещица! Дорогая. Откуда, если не секрет? — спросил он, возвращая серебряный портсигар.
— Друга моего.
— Не бойся, не отниму. Хочешь, фокус покажу?
— Хочу.
— Смотри!
Свят поднялся и расстегнул брюки. Над трусами вокруг талии у него был поясок, от которого свисала пара узких ремешков. Освободился от пояса и через штанину вытряхнул протез.
— Чего глаза выпучил? — засмеялся он, увидев удивленные глаза мальчика. — Не видал такого фокуса? Была нога! И нет ноги!
— Вы под машину попали, да?
— Зайка скакал по дорожке, бедному зайке трамваем отрезало ножки…! — Свят с горькой усмешкой процитировал строчку из «Доктора Айболита». — Нет, шкет! На войне потерял! Подорвался. Святка на мину наступил! Бац! И все! И нет родимой ноженьки! Ну, да ладно о грустном, давай спать, пацан. Ложись рядом, так потеплее будет, а то к утру околеем в ментовских апартаментах.
Ярик, свернувшись калачиком, прижался к Святославу. Через пять минут они уже крепко спали. Был только слышен нервный храп парня, да завывание вьюги за решетчатым окошком под потолком. Донеслись звуки кремлевских курантов. Наступил Новый год! Неожиданно посреди ночи Свят рывком приподнялся и громко закричал:
— А! А-а! Суки! Виталя, снайперюга слева!! Виталяаа!!
Ярик в испуге проснулся, и не понимая, где он, спрыгнул с нар. Свят сидел, свесив культю, безумными глазами непонимающе уставившись на Ярика. Его всего трясло…
Свят тяжело вздохнув, вытер пот со лба.
— Уф, отлегло! Что, шкет, напугался? Снова всякая хрень в голову полезла. И приснится же такое. В пору по ночам не спать. Да, ложись ты, не бойся. Я посижу, покурю. Что-то нехорошо мне.
Ярик вновь забрался на нары. Свят накрыл его своим пуховиком. Закурил, пуская дым и задумчиво глядя на бетонную стену.
— А кто такой Виталя? — выглядывая из-под бушлата, полюбопытствовал мальчуган.
— Виталя? Дружок мой, — отозвался Свят, глубоко затянувшись сигаретой. — Вынес меня на себе, когда я подорвался. Снайперша его, слышал, вроде бы застрелила. Спи, браток.
Эпилог
Ночной бар «Венеция». В полумраке на стенах гондольеры в шляпах с ленточками белеют на суденышках. Музыка. В лучах света переливается затейливыми волнами сигаретный дым. Димка сидел за стойкой и, уставившись глазами в одну точку, курил.
На прошлой неделе, когда он вернулся в очередной раз поддатый из бара, на него наехали с упреками родители. Достали предки. Он психанул, грубо наорал на них, схватил купленный на «гробовые» новый телевизор «Панасоник» и вышвырнул его в окно с третьего этажа. Благо никто в это время не проходил мимо. Приехала милиция, вызванная «сердобольными» соседями, надела наручники и увезла. Пять часов он просидел в «обезьяннике», приходя в себя. Пока родители не уговорили дежурного капитана отпустить сына. Вернувшись домой, он долго плакал вместе с матерью на кухне, кляня выпавшую на его долю судьбу. В соседней комнате, жалея брата, тихо хлюпала носом зареванная сестренка Настя, приводя в порядок разбросанные по комнате вещи и подметая веником с пола осколки стекла и фарфора.