– Чувство долга? Джес, да ты посмотри на Пэтси хорошенько! Ты можешь себе представить, чтобы кто-нибудь из ребят оказывал ей внимание только из чувства долга?
– Может, и так. Но, если честно, Лиз, не стоит на этом слишком зацикливаться. Не в одной внешности дело.
Элизабет тяжело вздохнула и перевернулась на спину.
– Я что-то не пойму, в чем же еще.
– Во всяком случае, – безжалостно продолжала Джессика, – если он действительно в нее влюбился, то, может быть, ненадолго. Ну, знаешь, просто увлекся и все. Я уверена, это пройдет.
– Джес! – Элизабет вдруг села. – Ты и вправду думаешь, что он в нее влюбился?
Джессика преувеличенно энергично пожала плечами.
– Откуда я знаю. Раз ты меня спросила, я просто высказала свои предположения.
Элизабет всхлипнула и снова зарылась лицом в подушку. И почему так получается, что всякий раз, когда Джессика пытается ее утешить, ей становится еще хуже?
Один из самых верных способов поднять настроение для Элизабет заключался в том, чтобы сесть писать. Так было всегда, с того самого дня, когда она еще ребенком лет девяти-десяти начала заполнять страницы самого первого своего дневника. Теперь она не только регулярно вела дневник, но была корреспондентом и обозревателем школьной газеты «Оракул». И ее статья о возможностях работы во время летних каникул продвигалась вполне успешно.
Почти час она горько рыдала о Тодде, но потом решила оставшуюся часть дня посвятить работе над этой статьей в качестве лекарства от страданий. Конечно, это едва ли могло заменить Тодда, но все же было лучше, чем просто сидеть и лелеять свое горе.
Отец обещал устроить ей интервью с владельцем здания, где находилась его контора. Мистер Пендергаст часто нанимал на работу подростков, хотя, по слухам, он делал это только для того, чтобы меньше платить. Элизабет знала, что он работает и по субботам, и неожиданно решила туда поехать. Если он не слишком занят; то, возможно, ей удастся поговорить с ним несколько минут.
К счастью, отец обычно ничего не имел против того, чтобы она пользовалась его «фиатом», если это было для благих целей. Его контора находилась в пятиэтажном сером здании, рядом с шоссе Калико, всего в десяти минутах езды. Элизабет припарковала у входа в здание небольшой красный автомобиль с откидным верхом и открыла тяжелую – из стекла и металла – дверь. Она сразу же обратила внимание на резкий запах влажной дезинфекции.
Какой-то парнишка в темно-зеленой спецодежде драил шваброй полы. Рядом с ним стояла ручная тележка со множеством моющих средств. Когда Элизабет вошла, парнишка удивленно взглянул на нее. Она удивилась ничуть не меньше. Это был Роджер Баррет!
– Л-Лиз, – заикаясь, произнес он, – ч-что ты здесь делаешь?
Она усмехнулась:
– Я хотела бы задать тот же вопрос тебе. Почему ты никогда не упоминал о том, что работаешь в том же здании, что и мой отец? Я бы как раз у тебя могла взять интервью для своей статьи.
– Не надо! Пожалуйста, я… я не хочу, чтобы кто-нибудь… – Он замолчал, глядя вниз, на поцарапанные носки своих туфель.
Элизабет была удивлена реакцией Роджера. Может быть, она что-то не так сказала? Он, казалось, чуть ли не боится ее. Потом она заметила вспыхнувший на его щеках румянец и все поняла. Он стеснялся того, что работает уборщиком.
– Мне кажется, это просто здорово, – мягко сказала она. – Могу поспорить, что найдется не менее пятидесяти ребят, которые с удовольствием поменялись бы с тобой местами. Ведь в Ласковой Долине так мало подходящей работы для ребят нашего возраста.
Роджер покачал головой:
– Сомневаюсь. Я-то могу поспорить, что многие из них скорее бы согласились умереть, чем заниматься тем, что делаю я.
– Не понимаю, что в этом плохого.
– Прошу тебя, Лиз, ты только никому не говори, что видела меня, – произнес он умоляющим тоном. – У… у меня есть на то причины. К тому же, если об этом станет известно, надо мной будут смеяться.
– По-моему, ты ошибаешься, – ответила Элизабет. – Я просто восхищаюсь, что ты взялся за эту работу. Не всякому хватило бы честолюбия, чтобы, кроме школьных дел и всего такого прочего, справиться еще и с этим.
– Честолюбие? – удивленно спросил он. Его серые глаза, увеличенные очками, казались почти испуганными. – Я вынужден работать. Иначе моей семье не удастся расплатиться за аренду. – Он, видимо, не собирался раскрывать свой секрет, и слова сорвались у него с языка помимо его воли.
В смущении он опустил голову. Элизабет дотронулась до его руки: