- Я ненавижу колокола... Особенно погребальный звон. У меня от него мурашки.
Харри удивился. Он уже давно считал, что она не способна на что-либо реагировать. Всегда слишком хорошо контролирует себя. Но сейчас с ней явно было что-то неладно.
- Что же, - сказал он с сочувствием, но вполне прозаично. - Придется тебе потерпеть. Большой Человек умер.., и его люди оплакивают его. Знаешь, его ведь называли "королем".., вряд ли они прекратят бить в колокол из-за тебя.
Он усердно трудился над ее лицом.
- Ты, наверное, потеряла кого-то из близких?
Это оказалось бы еще одним сюрпризом. Харри готов был поклясться, что ей наплевать на всех на свете.
Она помолчала, затем произнесла:
- Мне некого терять.
- Как! Ты совсем одна на свете?
- Совсем.
- А нас целых восемь человек, - ответил он весело. - Так что иногда хочется, чтобы было поменьше!
Он остановился.
- Я положил три слоя тона. Конечно, считается, что хватит и одного слоя чудо-грима, но нам-то с тобой лучше знать, правда, детка? К тому же Пит, как всегда, будет во что бы то ни стало добиваться совершенства.
И тебе придется то и дело нырять в воду, как чертику на веревочке.
Он взял увеличивающее зеркало и подал ей, чтобы она могла взглянуть на себя. Она бесстрастно изучала его, как всегда превосходную, работу. Она золотилась и сияла. Тушь удлинила ее и без того длинные ресницы, и осененные ими удивительные глаза, зеленые и бездонные, таинственно мерцали. Черты ее были искусно подчеркнуты тенями, широкие, изящно очерченные губы манили соблазном.
Она коротко кивнула.
- Замечательно.
Все-таки она странная, подумал Харри. Он ни разу не видел в ее взгляде восхищения собственной красотой. Как будто это механизм, который нужно наладить и за которым требуется уход, чтобы хорошо действовал.
- А вот и Бесс идет причесать тебя.
Вошла Бесс, как всегда, бурча себе под нос.
- Боже, как я ненавижу этот колокольный звон...
- Будь благодарна жизни за маленькие радости.
Здесь в любом случае гораздо приятнее, чем в какой-нибудь промозглой лондонской студии.
Элизабет вымыла голову накануне вечером. Она вытащила шпильки, и тяжелая сверкающая масса волос закрыла ей спину почти до талии.
Бесс расчесала их, разделила на три части, затем свернула пучком, а за ухом вколола огромный яркий цветок гибискуса.
- Хорошо, - сказала она, закончив, - теперь займемся телом. - Харри понял, что пора идти. Другие фотомодели, нисколько не стесняясь, показывались обнаженными и перед ним, и перед другими. Но не Элизабет Шеридан.
- Ну, увидимся на берегу.., пока-пока.
Элизабет встала, спустила купальник до талии, а Бесс принялась втирать ей в кожу переливающуюся золотистую жидкость, которая, высыхая, создавала впечатление великолепного загара.
- Вот и все.., прекрасно...
Бесс отправилась мыть руки.
- Вот и положись на этого Пита, - ворчала она. - Ни водопровода, ни электричества, вообще ничего. Что ему взбрело в голову ехать в такую даль?
- Очевидно, агентство заключило договор...
- Необитаемый остров, дай только! Никого, кроме нескольких дурацких туземцев, да ко всему прочему этот проклятый звон!
По телу Элизабет прошла дрожь, но она овладела собой, а Бесс уже потихоньку, чтобы не испортить своей работы, возвращала на место бретельки купальника.
Купальник был синий, щедро открывавший ее тело.
Бесс еще раз внимательно, придирчиво оглядела Элизабет.
- Да, думаю, даже Пит ни к чему не придерется...
Пошли, разделаемся со всем этим поскорее...
***
Три часа спустя Элизабет в последний раз погрузилась в воду, вынырнула и улеглась на берегу, прижавшись щекою к горячему песку. Теперь было не важно, что песок прилипает к коже. Наконец-то Пит был доволен. Ей пришлось все время то нырять, то вылезать из воды, забираться в лодку или с брызгами выныривать из волн, а фотокамера все это время не отрывалась от нее, чтобы продемонстрировать потенциальным покупателям все совершенство макияжа: не размылся тон, не потекли ресницы, не размазалась помада.
Почему-то она чувствовала себя разбитой. Проклятый колокол.., звучный скорбный звон не прекращался ни на минуту. Кто-то подошел к ней. Это оказался Пит, режиссер.
- Мы собрались в Нассау посмотреть окрестности.
Поедешь?
- Спасибо, нет.
- Здесь же совершенно нечего делать.
- А мне ничего и не нужно.
- В Нассау можно походить по магазинам. На Бей-стрит есть совсем неплохие.
- Мне ничего не надо.
Но он все еще пытался уговорить ее. Бог знает, почему, подумал он, ясно, что из этого ничего не выйдет. Но что-то в ней влекло его.
- Мы думаем еще заехать на Райский остров, сыграем в рулетку. Может быть, повезет...
- Удачи вам.
Он сердито бросил:
- Как знаешь. Но к девяти часам будь готова, хорошо? У нас еще впереди ночные съемки.
- Я всегда готова.
Да, подумал он, сердито поворачиваясь и уходя. Готова, но только для работы...
Подошел Харри, издали наблюдавший за их разговором.
- Не трать времени. - посоветовал он. - Ничего не добьешься... Сколько народу около нее вертелось, и все без толку. Ты ведь знаешь, ее так и зовут Ледышкой.
Живет в своем мире - без мужчин.
***
Элизабет лежала на песке, пока совсем не обсохла, безуспешно пытаясь не обращать внимание на заунывный звон. Казалось, он проникал в каждую клеточку ее тела.
В маленьком розовом бунгало от него тоже не было спасения. В комнате кто-то убрался. Накрыта постель, поставлена свежая вода и целый кувшин какого-то прохладного питья, пахнущего ананасом и еще чем-то незнакомым. Она сразу выпила два стакана. Затем выскользнула из купальника, полотенцем стерла с себя песок и поставила в стакан с водой цветок гибискуса, который был вколот в волосы. Затем натянула свои собственный купальник цвета морской волны, а снятый разложила сохнуть на подоконнике. Сняла тщательно наложенный Харри макияж, намазалась сначала увлажняющим кремом, затем маслом для загара.
Все это Элизабет проделала с присущей ей методичностью и аккуратностью, несмотря на то, что, вопреки обыкновению, плохо владела собой. Она чувствовала раздражение, не в силах была ни о чем думать. Конечно, из-за проклятого колокола... Взяв полотенце и солнечные очки, она снова вышла из бунгало. Она собиралась уйти на дальний конец острова, может быть, там звон будет слышен меньше и перестанет раздражать ее.