- Хелен наверху, в полной прострации, Харви в порядке и, как обычно, при ней. Дейвид проводит время в обнимку со своим дружком "Джеком Дэниэлом", ну а я, как обычно, нахожусь в распоряжении тела.
Улыбка Дана заставила все ее существо встрепенуться.
- Прекрасно, если ты при этом занимаешься тем, что украшаешь гроб. А остальные?
- Еще не приехали. Марджери в Венеции, Матти в Сиднее, Ньевес в своей школе, а Харри дома, в Тоскане.
Я разослала телеграммы.
- Не проще ли было позвонить?
- А ты смог бы сказать об этом Матти?
Дан еле заметно повел плечами.
- Я понимаю тебя. А Хелен? Как она восприняла?
Уголки губ Касс опустились.
- Свалилась, как обычно.
Дан протянул ей свою чашку.
- А Ричард? Что с ним было? Он болел?
- Нисколько. Все шло как всегда. - Касс взялась за кофейник. - Вчера утром мы прилетели из Нью-Йорка. Во второй половине дня он сыграл с Харви в гольф. Перед ужином мы просмотрели одну очень неплохую статью. Не было никаких признаков болезни.
Все произошло совершенно неожиданно.
Касс громко щелкнула пальцами, Дан вздрогнул, кофе выплеснулся из чашки ему на руку.
- Примерно так.
Она невинно улыбнулась Дану, вытиравшему руку, затем, откинувшись на спинку стула, потянулась за первой из своих шестидесяти за день сигарет. Ее ногти были обкусаны до мяса, пальцы - желтые, как у всех заядлых курильщиков. Дан поднес к ее сигарете зажигалку. Придержав его руку, чтобы прикурить, она заметила:
- Красивая вещица. Подарок?
- От обожательницы.
- Еще не перевелись?
Его ответная улыбка была совершенно безмятежной, он опустил зажигалку в карман и мягко сказал:
- Ты выглядишь усталой, Касс.
Это означало - старой. Так, впрочем, и есть, подумал Дан без малейшего сочувствия. Никому не приходило в голову задумываться над тем, сколько лет Касс, но сегодня она выглядела на все свои пятьдесят два - пятьдесят три? года, если не больше. Ее обычно румяное лицо побледнело и осунулось, а снежно-белая копна волос, всегда напоминавшая пышную хризантему, сегодня походила на привядший пучок салата. Под глазами залегли тени, а на переносице остались от очков красноватые вмятины. Она снова принялась грызть ногти. Да, подумал он в предвкушении удовольствия, дом, милый дом.
- А где он сейчас? - спросил Дан.
- Наверху. Хочешь взглянуть на останки? Уверяю тебя, они совершенно целы.
Дан пожал плечами.
- Спасибо, нет. Я предпочитаю помнить, каким он был.
На него взглянули чистые синие глаза Касс.
- Видит Бог, у тебя есть резоны.
Ответом ей был ледяной взгляд.
- Кстати, как ты узнала, где я? - спросил он небрежно.
- Перестань.., ты прекрасно знаешь, Ричард всегда знал, где ты.., и чем занимаешься - в частности, в твоем доме в Вирджинии (не думай, что я не оценила ироничности названия). Следить за тобой - да и за всеми - входило в мои обязанности.
Его губы раздвинулись в улыбке.
- Вот почему ты так рьяно их исполняла.
Он рассмеялся, увидев ее реакцию, и пропел приятным баритоном:
- Но времена прошли...
- Вот это меня и беспокоит, - произнесла Касс с горечью.
А меня - нисколько, подумал Дан, с удовольствием глотнув превосходного кофе.
Получив телеграмму и решив, что это отказ кого-то из приглашенных приехать, он сунул ее в карман, занятый другими, более важными делами наподобие старого, с зернью, черно-белого немого кино, повествовавшего о том, как испуганного десятилетнего мальчишку насиловал верзила необъятной толщины. И до самого конца фильма, когда раздался смех и аплодисменты, Дан не вспоминал о телеграмме. Его партнер, сидевший рядом, не сводил с него взгляда.
- Что, плохие известия?
- Умер мой отчим.
Дан прочитал в глазах молодого человека не только сочувствие, но и острую зависть.
- "Король" Темпест? Господи, какая жалость.., да, это был человек.., последняя живая легенда.
А теперь мертвая, злорадно подумал Дан. Умер!
Обуреваемый восторгом и торжеством, он смял телеграмму. Умер!
- Мне надо ехать.
- Боже мой, Дан! - в голосе юноши слышалась паника. - Ты же не бросишь меня им всем на потребу!
Несколько голов с любопытством повернулись в их сторону. Дан потянул юношу к огромным, во всю стену окнам, за которыми открывался изумительный пейзаж: серебристый пляж, отливавшая серебром поверхность моря, безоблачное серебряное небо. Шторы не были нужны. На острове стоял только один дом, который был куплен именно за свою уединенность.
- За три дня они все разнесут! - в ужасе продолжал юноша.
- Ну пусть разнесут. Пускай делают, что хотят, пока держат язык за зубами. Ты знаешь, как их заставить, ты ведь не раз видел, как я с этим справляюсь.
- Тебя-то они слушаются! Ведь ты такой же, как они... Я не принадлежу к их классу.
- Какие могут быть классы у голых людей. Один секс. Нагота позволяет ничего не скрывать. За этим они сюда и приезжают.
- Но мне никогда не приходилось самому управляться с подобным сборищем.
- Ну и что же? Считай, что этот бал даешь ты. Ты справишься. Кто не играет по нашим правилам, тот выходит из игры. Они все знают об этом. И знают, что будет, если они нарушат правила.
- Но, Дан...
- Все, что требуется - это твердая рука. Причем неизменно в мягкой бархатной перчатке.
Однако он, по обыкновению, сам удостоверился, что все идет как надо. Впервые дом останется без него, без церемониймейстера. Благодаря его имени и репутации дом наполнялся гостями, а список жаждущих попасть сюда был заполнен на год вперед. Он тщательно отбирал участников своих оргий. Его сластолюбцы-гости должны были быть богатыми и иметь красивое лицо и тело. Таким образом, каждый знал, чего ждать, и никто не был разочарован. Его положение как пасынка Ричарда Темпеста, чудесное поместье Мальборо на островке Темпест-Кей и доступ (как они полагали, а он не разуверял их) к огромным деньгам давали ему большую власть.
Он знал всех, и знал, кто чего стоит. Он побывал везде; французским он владел не хуже, чем английским, бегло говорил по-итальянски и вполне сносно по-испански и по-немецки, поэтому мог собирать у себя весьма интернациональную компанию. В этот уик-энд среди многих прочих здесь находились французский кинорежиссер, немецкий романист, итальянская кинозвезда и один из известнейших деятелей английского театра. Если что-то пойдет не так, разразится Армагеддон. Из-за подобных неприятностей он сейчас по уши в долгах... Тут он вспомнил о смерти Ричарда. И о том, что теперь он богат. Никто не посмеет теперь и тронуть его.., никто. А он будет делать все, что пожелает. Кроме того, его остров - частное владение; туда могут приехать только приглашенные; берег охраняют сторожевые псы.