– Прекрати реветь! – доносился до Дианы голос Пегги. – И не вставать с постели, пока я тебе не скажу, ты поняла? – Она вернулась в кухню, пытаясь укачать захлебывавшегося слезами младенца, который не унялся, пока не получил обратно свое резиновое кольцо. Вновь усаживаясь на стул, Пегги устало поморщилась. – Ну вот, очередной бунт подавлен. Надеюсь, мне больше никогда не выпадет такой недели: Сара едва оправилась после простуды, у Брайана режутся зубки, а Эмми, естественно, считает, что ей уделяется слишком мало внимания по сравнению с остальными.
– Ты выглядишь совершенно измотанной, – озабоченно произнесла Диана.
– Так оно и есть, – только улыбнулась Пегги в ответ. – Правда, после сна мне гораздо лучше. Завтра приедет мама и посидит с детьми, чтобы мы с Аланом смогли присутствовать на похоронах.
Диана настороженно принюхалась к появившемуся в кухне запаху горелого.
– У тебя что-то на плите? – Лицо Пегги в ужасе вытянулось.
– О Господи! Пирог! Я совсем про него забыла! – Она посадила ребенка на пол, бросилась к духовке и рывком распахнула дверцу. – Все пропало, – простонала она и дотянулась рукой до полотенца. – Проклятая духовка! – Она вытащила на свет прямоугольный кулинарный противень. – Ты только посмотри! С одной стороны подгорело, а с другой – сырое тесто. В глубине духовки гораздо горячее, чем во всех других ее частях. Чтобы умудриться что-то испечь, приходится постоянно поворачивать. – Пегги сокрушенно рассматривала свое произведение. – Совсем про него забыла, а теперь придется все выбрасывать. – Малыш с хныканьем попытался встать на ножки. Диана покачала головой.
– Как ты только можешь это выносить? – Она воспринимала положение Пегги как совершенно невозможное. – Я не говорю о детях, которые постоянно капризничают. Но печь, которая не печет, холодильник, который не морозит, твой муж, который и пальцем не пошевелит, чтобы сделать для тебя хоть что-то, кроме как наряжать тебя в обноски да заставлять постоянно беременеть. Ты даже новое платье не можешь позволить себе купить. – Все это вырвалось у Дианы непроизвольно, прежде чем она смогла хорошенько обдумать свои слова.
Пегги какое-то мгновение смотрела на нее с ошарашенным видом, но вскоре разразилась ответной тирадой:
– Как ты можешь говорить так, словно в моей жизни нет ничего стоящего! У тебя есть, конечно, шикарная кровать, но она пуста. Ты забираешься между шелковых простыней и лежишь одна. Когда же я ложусь в постель, то меня всегда ждет Алан, чтобы обнять меня и заняться со мной любовью, чтобы рассказать мне о своих снах. Конечно, ты можешь позволить себе есть бифштексы каждый день, тогда как нам приходится довольствоваться гамбургерами. Но за моим столом сидят мой муж и трое моих чудесных детей. А кто сидит за твоим? Дом у нас небольшой, меньше, чем у Майора, но он полон любви. Это я богачка, Диана, а не ты. И если ты этого не понимаешь, то мне тебя искренне жаль!
– Пегги, я…
Услышав сердитый голос матери, ребенок, продолжавший сидеть на полу, зашелся в оглушительном крике. Пегги нагнулась и снова взяла его на руки.
– Думаю, тебе лучше уйти, Диана, – сказала она с достоинством.
Диана не знала, как исправить ситуацию, возникшую из-за ее опрометчивых высказываний. Она поднялась со стула и медленно пошла к выходу. На пороге она обернулась. Карапуз засунул свои пальчики Пегги в рот. Та вынула пальчики и поцеловала сынишку в лоб, крепко прижав его к груди. Диана ощутила ком в горле и, не произнеся больше ни слова, тихо закрыла за собой дверь.
Домой она возвращалась не спеша, и потому дорога заняла больше времени, чем обычно. Она оставила машину напротив крыльца и, прежде чем показаться на глаза Майору, изобразила на лице довольное выражение, растянув губы в улыбке. Как только она открыла дверь дома, внутри зазвонил телефон.
– Ранчо Сомерсов, – сказала Диана в трубку.
– Диана? Это я, Пегги. Я забыла тебе сказать еще об одном, чем я очень дорожу, – о твоей дружбе. Сможешь ли ты простить мне мою невыдержанность и несправедливые слова?
– Не знаю, простишь ли ты меня после всего того, что я наплела, – дрогнувшим голосом ответила подруге Диана.
– Нам обеим выдались, похоже, не самые легкие денечки. Давай простим друг друга и все забудем, хорошо?
Диана не могла говорить от душивших ее слез, но наконец она с трудом произнесла:
– Хорошо.
– Вот и ладно, встретимся завтра.
– Да, до завтра, Пегги.
Отпевание прошло тихо, и людей, как и ожидалось, присутствовало не много. На кладбище было ветрено, перекати-поле то и дело проносились через дорогу вместе с клубами пыли. Диана стояла рядом с Майором, на рукаве которого была повязана траурная лента. И Гай, и Холт произнесли надгробное слово и встали в стороне, вместе с остальными выступавшими. Красные глаза Гая и его бледное лицо свидетельствовали о том, что вчера он продолжил свои пивные возлияния и после ухода Дианы. Холт, казалось, был в мыслях где-то далеко от кладбища, безразличный и к молитве священника, и к ветру, трепавшему его выгоревшие на солнце волосы.
Когда погребение завершилось, работники с ранчо собрались тесной группой, а Алан и Пегги Торнтон подошли к Майору, чтобы выразить свои соболезнования. В данном случае Диана с отцом выступали в роли семьи покойного, которой у того никогда не было.
– Пегги, я по поводу вчерашнего, – нерешительно начала Диана.
– Мы же договорились забыть, так ведь? – Пегги быстро обняла подругу, что выглядело в данной обстановке совершенно естественным. – Приезжай ко мне на ранчо.
Многие из присутствовавших на похоронах тоже хотели сказать Майору несколько слов, и Торнтоны отошли. Все были потом приглашены на ранчо выпить по чашечке кофе и освежиться холодными напитками. Те, кто жил неподалеку, приглашение приняли. Остальные же предпочли не задерживаться с отъездом.
Люди стали потихоньку расходиться, возвращаясь к своим машинам. Священник с женой согласились заехать на ранчо Сомерсов. Майор пригласил их в свой автомобиль. Дорожка к стоянке была слишком узкой, и Диана не торопясь шла за ними следом.
Они почти подошли к выходу с кладбища, когда Диана почувствовала, как кто-то мягко взял ее сзади за локоть, не заставив при этом замедлить шага. Она повернула голову и увидела рядом с собой Холта. Она не видела его последние несколько минут и решила, что он уже успел покинуть кладбище. Их глаза встретились. Его лицо оставалось по-прежнему невозмутимым, но теперь он шел с ней рядом.
Тепло от его прикосновения побежало по ее телу. Диане хотелось, как всегда, прижаться к его груди, чтобы тут же исчезли нелегкие мысли о похоронах, размолвках и прочих тяготивших ее неурядицах. У самой машины Холт отпустил ее руку, и Диана почувствовала себя так, словно ее отрезали от системы жизнеобеспечения. Она зябко поежилась.
– С тобой все в порядке? – спросил он тихо, чтобы его слова не достигли слуха других людей.
Она подняла голову. Ее черные волосы были собраны в тугой пучок, касавшийся основания открытой шеи. Темный строгий костюм, в который она была одета, оттенял бледность ее лица и подчеркивал бездонную синеву глаз.
– Все в порядке, – ответила она, продолжив про себя: «Пока ты рядом со мной».
Взгляд на его мужественное загорелое лицо лишь еще больше обострил жгучее желание оказаться в объятиях его рук и почувствовать его губы на своих губах. Должно быть, ее взгляд все ему ясно сказал, и она почувствовала, как участилось его дыхание и потемнели светлые глаза. Непроизвольно Диана качнулась ему навстречу, но Холт быстро отвернулся и обратился к Майору:
– Я хотел бы переговорить с вами, Майор. Может быть, сегодня в конце дня или когда вам будет удобно.
– В любое время, Холт.
Попрощавшись коротким кивком головы с пожилой парой и Майором, Холт отошел, не бросив и взгляда в сторону Дианы. Она вновь непроизвольно поежилась от недоброго предчувствия. Зачем это ему надо было говорить именно с Майором? И почему их предстоящий разговор заранее так ее беспокоит? Диана подняла глаза на темневшие на востоке горы и усилием воли подавила внезапно возникший в ее сердце ужас.