– Я испытываю к тебе сексуальное влечение и все остальные влечения тоже, – хриплым голосом проговорил он, пожирая своими серыми глазами ее застывшее от боли и ожидания лицо. – Господь свидетель, что я хотел лишь ненавидеть тебя. Я пытался даже убедить себя, что желание твоего тела, которое я испытываю, не более чем желание отомстить за все, что ты сделала. Но, увы, дело оказалось не просто в похоти или в каких-то моих намерениях. Я люблю тебя, Диана.
Диана вскрикнула от охватившей ее радости, и тут же его страстный поцелуй заставил ее замолчать и захлебнуться нахлынувшим на нее ощущением долгожданного счастья. Чаша жизни показалась ей полной до краев их плещущейся через верх взаимной любовью. Неизъяснимое блаженство пропитывало каждую клеточку ее существа, пока она упивалась его бесконечным поцелуем, чувствуя, как пальцы Холта осторожно и с обожанием ласкают каждую черточку ее лица.
– Я хочу, чтобы мы поженились, Диана, – смог он произнести наконец, оторвавшись от ее губ. – Когда вернемся на ранчо и получим благословение Майора, то организуем маленькую брачную церемонию по-домашнему.
– Да, – только и смогла произнести в ответ Диана, целуя его обветренную, шершавую руку.
– Но ты должна быть готова к тому, что опять пойдут досужие разговоры, – продолжил Холт. – Любители совать свой нос в чужие дела не преминут отметить, что я женюсь на тебе, чтобы наложить лапу на ранчо Майора. Будут болтать, что я женюсь ради денег.
– А разве нет? – поддразнила она его и скучающе зевнула. – Поверь, мне наплевать, что будут говорить. И мне все равно, кто что подумает. – Она тут асе поймала себя на том, что это не совсем так, и передернула плечами. – А вот только как же быть с Гаем?
Лицо Холта посуровело.
– Не думаю, что с этим можно что-то поделать. Как бы то ни было, ему не останется ничего другого, как смириться с неизбежным.
– Холт, не надо завтра опять охотиться на мустанга. Мы получили своих кобылиц. Пусть он идет своей дорогой.
– Ты же знаешь, что это невозможно. – Она почувствовала в его голосе прежнее раздражение. – Не завтра, так через неделю, но все равно придется этим заниматься.
– Тебе нет необходимости убивать его, – настойчиво продолжила Диана. – Ради Гая сделай так, как он предлагает. Поймать его и выпустить где-нибудь подальше от наших мест.
– Это не решит…
– Знаю, что это не решит проблемы, – перебила Диана. – Но пойми же, это будет шагом навстречу, жестом доброй воли. Гаю придется оценить то, что ты сделал так, как он просил! Конечно, это не решит всех наших проблем, но все же… Ведь я не слишком многого у тебя прошу?
– Нет. – Холт глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух сквозь сомкнутые напряженные губы. – Не слишком.
– И ты это сделаешь?
– Да, сделаю, – кивнул Холт.
– Спасибо. – Диана прижалась лицом к его раскрытой ладони.
– Гаю придется оценить мою уступку его блажи, – добавил Холт недобрым голосом.
– Он оценит! – Правда, полной уверенности в этом у Дианы все же не было. Какое бы удовлетворение ни почувствовал Гай от такого исхода их погони, оно не сможет компенсировать боли, которую доставит ему взаимное чувство Дианы и его отца. И оба они сознавали это.
Руки Холта вновь сомкнулись вокруг нее. И сейчас Диане не хотелось думать ни о чем другом, кроме того, что они любят друг друга. Она решила отдожить все неразрешенные проблемы до утра. По крайней мере, теперь они смогут решать их вместе. Диана с наслаждением опустила голову на жестковатую подушку его груди и закрыла глаза.
Костер начинал мало-помалу угасать. В темноте остались мерцать лишь слабые его бтсветы, когда приглушенные шаги разбудили Диану. Она попыталась открыть глаза и смутно увидела перед собой заслонивший от нее неверный свет умирающего пламени силуэт. Рука на ее плече предостерегающе сжалась, хотя дыхание Холта оставалось по-прежнему ровным и ничуть не выдавало его волнения. Он тоже слышал шаги и теперь призывал ее не шевелиться.
Гай молча стоял прямо перед ними и смотрел в упор на идиллическую сцену их объятий. Воздух, казалось, звенел от висевшего в нем напряжения, пронизанный флюидами ненависти, негодования и ревности. У Дианы было такое ощущение, что Гай стоит над ними уже бесконечно долго, и она невольно спрашивала себя, не прислушивается ли он в этот момент к неудержимому биению ее сердца.
– Ты вернулся? – Невозмутимый голос Холта буквально разорвал осязаемо плотную атмосферу внезапно посвежевшей ночи.
– Вернулся, – угрожающе откликнулся Гай.
– Диана спит.
– Да уж вижу. – Горькая насмешка, прозвучавшая в его словах, заставила Диану похолодеть.
– Тебе тоже не мешало бы поспать, – спокойно предложил сыну Холт. – Утром мы отправляемся ловить жеребца. Времени на отдых осталось не много. – Он сделал едва заметное ударение на слове «ловить».
Ответа пришлось ждать невыносимо долго. Но его так и не последовало. Гай молча повернулся и направился к своей свернутой постели. Падающая звезда перечертила ночное небо наискосок. В темноте раздавался перестук копыт и приглушенное фырканье лошадей. Диана слушала привычные ночные звуки и долго не могла вновь заснуть, с тревогой предвкушая наступление скорого утра. Она понимала, что их переполненное событиями путешествие еще далеко не окончено.
22
– Я вижу, ты и в темноте смог нас найти, – заметил Дон, когда Гай присоединился к их общему утреннему кофе. – У тебя, должно быть, глаза, как у кошки.
Гай проворчал в ответ что-то невразумительное и наполнил свою металлическую кружку из зеленого эмалированного чайника в крапинку. Казалось, его черты навечно застыли в выражении угрюмого недовольства. Он тщательно избегал смотреть на Холта и Диану, демонстрируя своим нарочитым, тяжелым молчанием, что ничто не забыто и не прощено.
Солнце вспучило розовый горизонт на востоке оранжевым шаром, сверкающим, но пока еще не слепящим. Диана плеснула на сковородку очередную порцию теста, задаваясь вопросом, достанет ли у кого-нибудь, кроме Дона, аппетита на то, чтобы оценить ее кулинарные усилия.
Одна из их лошадей с тихим ржанием принялась кататься по жухлой траве каньона.
– Ты чистил лошадей сегодня утром? – адресовал Дону свой вопрос Холт.
– Кобылиц нет. Только тех, что мы берем сегодня с собой, прежде чем оседлал их.
Холт убрал в футляр опасную бритву и вытер с лица остатки мыльной пены. Он оглянулся на площадку, где оставались их привязанные на ночь лошади.
– Отдай свое ружье Диане, – сказал он Дону. – Она остается здесь с кобылицами, и оно может ей понадобиться.
– Хорошо, – ответил тот и поднялся на ноги.
– Поешь сначала, – сказала ему Диана, передавая тарелку с уложенными в стопку лепешками. Она вновь взялась за сковородку, готовясь испечь новую порцию. – Тебе сколько делать, Гай?
Ее вопросительный взгляд был встречен холодом его голубых глаз, в которых однозначно читалась кипевшая в юноше злость. Резким движением кисти он выплеснул остатки своего кофе в костер, и послышавшееся из огня шипение в точности соответствовало его раскаленному состоянию.
– Возьми свои лепешки и засунь их…
– Довольно, Гай! – Резкая команда Холта заставила Гая развернуться к нему лицом.
– А ты, ты… – Гай, казалось, никак не мог подобрать слов, чтобы дать Холту достойный ответ.
Еще одна кобылица подала голос. Откуда-то со стороны послышался топот копыт, и тут же опять последовало тревожное ржание.
– О Господи! – Диана обернулась на возглас Дона и увидела, как по удаленному участку каньона несется в белом пламени своей гривы иноходец, направляясь к их сбившимся в кучу лошадям.
– Он вернулся, чтобы забрать свой гарем! – вновь выкрикнул Дон. Не успели его слова достигнуть сознания ошеломленных путешественников, как жеребец уже отбил от общей группы одну из лошадей и попытался отогнать ее в направлении, откуда только что явился. Натянувшаяся веревка не позволяла кобылице выполнить требование жеребца, которого та уже привыкла считать своим повелителем.