И снова давящее молчание. Он просто гений молчания. Не открывать рта без исключительной на то необходимости, оставаясь холодным, спокойным и собранным! Талант, которому Бейли стоило бы у него поучиться.
– Просто мне очень нужно добраться до Мамонтовой горы, – прибавила она тихо.
– Да, самое время покататься на горных лыжах.
Ошеломляющий сарказм. Что ж, он прав. Ноа Фишер не из тех, кто легко согласится расписаться в собственной беспомощности. Если угодно, более самоуверенного мужчины Бейли вообще не встречала за всю свою жизнь. С другой стороны, она его совсем не знала…
В тех случаях, когда у него на борту оказывались они с Аланом или ее младшим братом Кенни, который работал на Алана, Ноа вел себя безупречно профессионально. Безупречно профессионально и так же выглядел в своем с иголочки летном прикиде: эта хрустящая белая рубашка и темно-синие форменные брюки, которые так славно облегали его длинные ноги и крепкие ягодицы!
Ну да, она на него глазела.
Бейли ничего не могла с собой поделать, Ноа был просто великолепен – ошеломляюще великолепен! И не одна она так думала. Бейли часто бывала в «Скай Хай Эйр» и наблюдала, что женщины – все без исключения – из кожи вон лезли, стараясь привлечь внимание этого красавца.
Но самое интересное – Ноа, кажется, ничего не замечал.
Зато сейчас он ее заметил. Ну разве это не жестокая насмешка судьбы?! Он не знает, кто она такая, зато когда он узнает – если узнает, – разозлится еще больше.
Наверное, наберет 911.
Она не может допустить такого исхода событий. Если ее посадят в тюрьму за угон самолета, они достанут ее и в тюрьме. Они обещали. Бейли снова вздохнула – протяжно, безнадежно. Стоп! Нужно заставить себя думать о чем-нибудь другом.
Ноа.
На нем была белая рубашка с длинными рукавами, застегнутая до самого верха, с форменной нашивкой «Скай Хай Эйр» на груди. Очень красивой груди. Как и все остальное. Но Бейли всегда притягивало его лицо. Темные, густые, волнистые волосы спускались ниже воротничка, почти падали на широкие плечи. И, как обычно, спутанная прядь закрывала лоб, падая на глаза – гипнотические, зеленые, цвета темного нефрита и всегда исполненные тайны.
В отличие от нее этот парень умел скрывать свои чувства. Бейли никогда не могла догадаться, о чем он думает. Зато знала, о чем думает сама. А думала она, что не ее это дело – замечать, как неотразимо действует Ноа на каждую встречную женщину. И что его глаза, зеленые, подернутые мечтательной дымкой, внушали мысли, которых у замужней женщины возникать не должно.
Правда, она больше не замужняя женщина. Точнее, ее муж мертв.
Поправка – довел себя до смерти из-за собственной жадности. Потому что Алан Синклер никогда не мог противиться азарту. Такой азартной игрой стала и сама Бейли. Это был тщательно скрываемый факт. И только после смерти Алана отец открыл ей правду.
Алан ухаживал за ней на спор.
Почему ей должно было быть больно? Разумеется, он ухаживал за ней ради пари. С чего бы богатому, искушенному и избалованному мужчине, такому, каким был Алан, заинтересоваться Бейли? По каким-либо иным причинам, кроме денег ее отца?
Но в конце концов судьба посмеялась над Аланом, не так ли? Богатства ее отца оказались иллюзией, и Алан повелся на эту иллюзию – попался на удочку, точно наивный ребенок.
Однако сделка состоялась. Алан женился на ней и простил отцу его долги. Он даже предоставил работу ее брату, когда Кенни не смог зарабатывать самостоятельно.
Ее избавили от подробностей, да и поводов догадаться у нее не возникало – в то время Бейли работала моделью и много путешествовала. Но Алан всегда был с ней ласков и добр. А после жизни с отцом, с его неустойчивым характером и мгновенными вспышками гнева, эта доброта и обходительность произвели на девушку сильное впечатление.
Слишком сильное впечатление.
Она бросила модельный бизнес и осталась в Штатах, чтобы быть рядом с мужем. Конечно, ее неприятно удивило то, что преданный супруг продолжал бесконечно разъезжать туда-сюда. Бейли начала искать себе занятие и нашла его в школе; оказалось, что преподавать – ее призвание.
Алан держал некоторую дистанцию все два года, что они были женаты. Да, хорошую дистанцию, и прятал многое в себе, в том числе почти все, что было связано с бизнесом. Но она говорила себе, что жене необязательно влезать в дела мужа.
Ее родители уж точно не слишком интересовались друг другом.
Кроме того, у нее была своя жизнь, она учила второклашек, и ей этого вполне хватало. Она была счастлива.
Или так ей казалось.
А потом Алан уехал на охоту. Сердечно обняв жену – что случалось нечасто – и глубоко заглянув ей в глаза, он сказал: «Когда меня не будет, бери все, что тебе понравится; я спрятал это очень надежно, моя драгоценная!»
Больше она не видела своего благоверного.
После его смерти, сидя в кабинете поверенного Алана, Бейли испытала глубокое потрясение, когда поняла, что ее отец был не единственным иллюзионистом.
Отнюдь. Когда огласили завещание Алана, выяснилось: он совершенно разорен. И, что еще хуже, по уши в долгах у своих инвесторов.
Исключительно плохая новость для Бейли: она покойница, если не рассчитается по долгам мужа.
Вскоре они явились к ней и потребовали денег. Угрожали расправой. Тогда Бейли наврала, что сумеет найти деньги, было бы время. Они отступили.
Итак, если она не принесет им добычу, они сдерут с нее шкуру. И Бейли не сомневалась в их намерениях, ведь в какой ужас привели ее негодяи, оказавшись в гостиной их с Аланом виллы на Бербанк-Хиллз. А она-то считала свой дом неприступной крепостью.
Ужасало то, что это вовсе не были незнакомцы с улицы. Она узнала старых друзей Алана, его «инвесторов», которыми командовал изысканно-вежливый, элегантный Стивен Стоунхелм.
Сначала Бейли не верилось, что Стивен, с кем она болтала и кого развлекала на бесчисленных светских мероприятиях, собирался расправиться с ней всерьез.
Оказалось, он не шутил. Глаза Стивена были холодны как лед, а в голосе чувствовалось и вовсе арктическое дыхание, когда он продиктовал ей свои условия. Если Бейли проговорится, особенно полиции, тогда ей и Кенни, а заодно ее ученикам придется попрощаться с жизнью, как Алану.
Право же, это так просто – отдай долг или умри.
Медленной, мучительной смертью.
Тем не менее денег у нее не было. Бейли позвонила Кенни, дрожа за его жизнь. Со дня смерти Алана брат переезжал с места на место, зарабатывая плотницким ремеслом, нигде подолгу не задерживаясь.
Бейли ни словом не обмолвилась о том, как он ей нужен, потому что Кенни, похоже, был вполне доволен своим новым положением – или отсутствием такового. Но теперь ей стало страшно – как бы далеко брат ни находился, все равно это было недостаточно далеко!
– Уезжай из города, – настаивал он, узнав, в какую беду попала сестра. – Уезжай из города и сиди где-нибудь, пока дело не рассосется. Я вернусь и…
– Нет. Как раз это я и хотела тебе сказать. – Ужас охватил ее при мысли о том, что брат окажется поблизости от убийц Алана. – Это ты должен держаться подальше отсюда. Умоляю, Кенни. Я не могу потерять еще и тебя.
– Бейли…
– Я уеду, – быстро пообещала она, понимая, что это единственный способ гарантировать отсутствие Кенни в Лос-Анджелесе. – Я уеду, если ты обещаешь соблюдать благоразумие.
– Держи меня в курсе, – потребовал он. – Пошли эсэмэску, если не сможешь позвонить. Дай мне знать, где ты.
– Со мной все будет в порядке.
– Обещай мне. Обещай мне, Бейл.
Она дала слово, и они с братом переписывались все это время по крайней мере через день.
Небольшое утешение.
Бейли позвонила на работу, чтобы нашли учительницу на подмену. Сказала, что схватила ужасный грипп и что ей нужна, по крайней мере, неделя отпуска. Она ни в коем случае не собиралась подвергать опасности своих маленьких учеников, которых полюбила, о которых заботилась, как о собственных детях.