– Я тебя огорчил… Прости меня. – Он поставил ногу на край скамьи и оперся о колено рукой, близко склонившись к Софии.
– Натаниель… Что ты хочешь мне сказать… всем этим?
– Что я тебя люблю!
– В тебе говорят всего лишь сочувствие, жалость, давняя привязанность, – с горечью сказала София. – Подумай о том, кто я такая, Натаниель. Я дочь простого торговца углем и сестра такого же торговца. Я никогда не отличалась ни красотой, ни элегантностью, ни остроумием. Тогда как ты… У тебя есть все – родовитость, богатство, имение, элегантность, шарм, красивая внешность. Ты можешь иметь… Разве ты не замечал, как на тебя смотрят женщины… леди? Очень красивые женщины, равные тебе по положению.
Наконец он решился, положил руку ей на плечо и начал ласково ее поглаживать.
– Софи, тебе причинили страшный вред, – заговорил он. – Жаль, что я не встретил тебя, когда тебе было всего восемнадцать лет. Я нашел бы в тебе красивую девушку, с наивным восторгом ожидающую от жизни только прекрасного. Я нашел бы в тебе девушку, которая верит, что у нее есть все, чтобы отдать это человеку, который ее полюбит. И уже тогда я бы понял, какую бесценную драгоценность я нашел. А может, и нет, может, тогда мне не хватало бы жизненного опыта и я не смог бы все это оценить. И может быть, тебе тоже нужно было перенести все те страдания, которые выпали потом на твою долю. Доверься самой себе, доверься любви. Может статься, ты так и не сможешь меня полюбить. Что же делать? Но я уверен, что когда-нибудь найдется человек, который будет тебя достоин, и ты полюбишь его. Я желаю тебе этого от всей души.
Она коснулась его руки, которая лежала у нее на плече.
– Натаниель, – проговорила она голосом, звенящим от сдерживаемых слез. – Мне нужно кое-что сказать тебе… Нечто, что покажется тебе неприятным и обременительным… Хотя я поклялась себе, что никогда тебе об этом не скажу. О, прости меня, Натаниель!
Он поднял ее лицо и долго смотрел в подернутые слезами глаза.
– Софи? – прошептал он.
– Я говорила, что знаю, как… этому помешать… говорила, что этого никогда не произойдет. Но в ту, последнюю ночь – я знала, что она будет нашей последней ночью, – я решила, что это будет самая замечательная ночь за всю мою жизнь. Так оно и было… Но я… я забыла о… практических мерах. Натаниель…
Он не дал ей договорить, приникнув к ее губам своими. – Господи! – выдохнул он. – Господи, Софи! Ты ждешь ребенка?
– Это не имеет значения, – торопливо заговорила она. – Я поеду куда-нибудь, где могу сказать, что я вдова достойного человека. Ты не думай, я очень рада будущему ребенку и действительно очень счастлива, потому что на всю жизнь у меня останутся незабываемые воспоминания. Но что ты делаешь?!
Натаниель подхватил ее на руки и вышел с ней из беседки на солнечный свет. Там он усадил ее на берег, затененный низко склонившимися ивами, в уютном местечке дальнего уголка сада, где воздух был напоен ароматами трав и цветов, согретыми мягким августовским солнцем, где неумолчно гомонили птицы и стрекотали насекомые. Сам же встал рядом и устремил взгляд за озеро.
– Я хочу кое-что знать, – сказал он. – Теперь ты, конечно, выйдешь за меня замуж, как только я получу лицензию. Я сказал, когда у нас завязались интимные отношения в Лондоне, что ты станешь моей женой, если у тебя будет ребенок. Но я хочу знать о твоих чувствах ко мне. Мне нужно это знать. Скажи мне правду, умоляю, Софи!
Она долго молчала. С замиранием сердца он ждал ее ответа, понимая, что она будет с ним честной и откровенной. Вместе с тем он знал, что Софи чужда эгоистичность, знал, что у нее особое к нему отношение, и поэтому она постарается найти слова, чтобы как можно меньше его ранить.
– Я помню, как впервые тебя увидела, – наконец заговорила она. – Это было на вечере в Лиссабоне, который давал полковник Портер. Уолтер представил меня всем офицерам. Я подумала, что из них Кеннет, Рекс и Иден – самые красивые и обаятельные. Ты в это время стоял ко мне спиной и с кем-то разговаривал. Но когда Уолтер произнес твое имя, ты обернулся, поклонился мне, когда он представил нас друг другу, и улыбнулся. Наверняка тебе говорили, что перед твоей улыбкой невозможно устоять. В тот же момент и на всю жизнь ты покорил мое сердце, с тех пор оно принадлежит тебе. Однажды ты одолжил мне свой платок, и я оставила его у себя. Я хранила его между веточками лаванды и часто доставала, чтобы посмотреть на него и прижать его к лицу. Это было, как ты понимаешь, изменой по отношению к Уолтеру. После его смерти я спрятала платок подальше. Я думала, что больше никогда тебя не увижу. Я думала, что всю жизнь мне придется только с тоской вспоминать о тебе, пока два года назад не получила твое письмо, а этой весной не встретилась с тобой в Гайд-парке.
Натаниель обернулся и пристально посмотрел на Софию, которая ответила ему открытым взглядом.
– Я пыталась убедить себя, – продолжала она, – что любовная связь с тобой поможет избавиться от наваждения. Но наверное, с самого начала понимала, что, решившись на нее, я тем самым полностью переверну свою прежде такую спокойную и размеренную жизнь. Я боялась сюда приехать, Натаниель, боялась увидеть тебя. Хотя с первого же момента приезда бережно собирала каждую крупицу впечатлений, чтобы потом всю жизнь представлять тебя в той обстановке, в которой ты живешь. И нарочно дотрагивалась до изголовья твоего кресла, до стола, за которым ты работаешь. Я сидела в беседке, где сидел ты, и смотрела на озеро, которым ты так часто любуешься.