Председательствующий. Что же реального удалось получить для армии Колчака?
Савинков. Для армии Колчака и армии Деникина удалось реально получить чрезвычайно много, но не в Париже, а в Лондоне. Вы знаете, как Деникин был снаряжен. Я думаю, что добрая половина того, что он получил (другой вопрос, что он с этим сделал), была получена благодаря тому, что мы, в частности я, околачивали пороги в Англии.
Сформированная Савинковым так называемая «Русская народная армия» была обучена, обмундирована и вооружена за счет средств буржуазно-помещичьей Польши.
Кроме того, в 1921–1922 годах савинковская организация за продажу разведданных о Советской республике ежемесячно получала от французской миссии в Варшаве полтора миллиона и от второго отдела польского генерального штаба — до 600 тысяч польских злотых.
В казну к Савинкову шли также поступления от отдельных «благотворителей» — от диктатора Польши Пилсудского, бывшего царского министра Маклакова, от нефтяного короля миллионера Нобеля, от министра иностранных дел Чехословакии Бенеша...
Савинков не отрицает, что, давая деньги, иностранцы преследовали цели, далекие от интересов русского народа, а на него и ему подобных «вождей» белого движения смотрели как на своих покорных слуг. «Кто платит — тот заказывает музыку».
Савинков вспоминает, как военный министр Англии Черчилль, ткнув пальцем на флажки, обозначавшие на карте расположение войск Деникина, сказал: «Вот это моя армия».
Председательствующий. Вы что-нибудь ответили на эту фразу?
Савинков. Я ничего не ответил... Я хотел выйти, но тогда представил себе, что вот я сижу в Париже, а там, на далеком фронте, русские добровольцы (белогвардейцы. — Н. П.) ходят разутые, и, если я хлопну дверью и выйду со скандалом из этого кабинета, они будут ходить без сапог...
Касаясь целей «союзников», Савинков показал:
— Англичане очень упорно, очень много говорили со мной о том, что желательно образовать «независимый» юго-восточный союз из Северного Кавказа и Закавказья. Говорили о том, что этот союз должен быть только началом, что потом с ним должны объединиться Азербайджан и Грузия. Я в этом чувствовал запах нефти... в их интересах было, чтобы Россия была истощена возможно больше и чтобы сделать из России свою колонию.
Не оспаривая своей враждебной деятельности против Советской республики (с фактами спорить трудно), Савинков вместе с тем пытается найти для себя оправдание с точки зрения нравственности и морали.
— Я, Борис Савинков, — патетически восклицает он, — бывший член военной организации ПСР, друг и товарищ Егора Сазонова и Ивана Каляева, участник убийства Плеве и великого князя Сергея Александровича, участник многих других террористических актов, человек, всю жизнь работавший только для народа и во имя его, обвиняюсь ныне рабоче-крестьянской властью в том, что шел против русских рабочих и крестьян с оружием в руках. Как могло это случиться?
Итак, Савинков — «слуга народа, всю жизнь работавший только для народа»! То, что он и его друзья жгли и разрушали города и деревни, заливая их кровью рабочих и крестьян, и делали это на деньги, по указке и в интересах иностранных капиталистов, Савинков квалифицирует не как преступление, а как свои «прегрешения», «ошибки», да еще несознательные! «Я подчеркиваю, — говорит он, — моя невольная вина перед русским народом, вольной вины за мной нет».
«Савинков, — писал Луначарский в статье «Артист авантюры», — человек в высшей степени театральный. Я не знаю, всегда ли он играет роль перед самим собою, но перед другими он всегда играет роль... Савинков влюбился в роль «слуги народа», служение которому, однако, сводилось к утолению более или менее картинными подвигами ненасытного честолюбия и стремлению постоянно привлекать к себе всеобщее внимание...»
Попутно отметим, что кличка «театральный» была дана Савинкову еще полицейскими филерами в 1906 году.
Савинков не жалеет усилий, чтобы предстать в образе эдакого разочарованного, непонятого ни белыми, ни красными, всегда и во всем сомневающегося романтика, стоявшего выше грязных и кровавых дел, творимых его приспешниками. По словам Савинкова, монархисты и другие правые элементы ненавидели его, не доверяли ему, всеми способами, вплоть до покушений, старались от него избавиться.
Оставим в стороне подлинные чувства, питаемые к Савинкову некоторыми из его соучастников. Весьма возможно, что кое-кому из крайне правых группировок монархистов-черносотенцев он даже казался слишком «левым». Важнее другое. Действительный Савинков ничего общего не имеет с нарисованным им образом отчаявшегося и раздираемого сомнениями интеллигента, оказавшегося пешкой в чьих-то руках.
Благодаря незаурядным организаторским способностям, личной неустрашимости и тому качеству, которое Луначарский охарактеризовал как умение вжиться в свою роль и заставить поверить в нее других, Савинков все время находился на гребне контрреволюционной волны, на самой ее вершине. Не кто иной, как Савинков, создал и руководил многотысячной разветвленной подпольной контрреволюционной организацией «Союз защиты родины и свободы». Он организовал вооруженные мятежи в Ярославле, Рыбинске и Муроме, представлял силы контрреволюции за границей, выколачивал у буржуазных правительств средства на артиллерию, пулеметы и обмундирование для солдат Колчака и Деникина. Именно Савинкову было поручено формирование так называемой «Русской народной армии». Это он, Борис Савинков, являлся вдохновителем «зеленого движения», это к нему, уже после разгрома походов Антанты, протянулись нити заговоров, террористических актов и других преступлений, совершаемых его единомышленниками на советской территории.
Разумеется, Савинков как человек наблюдательный отлично видит разложение в стане врагов Советской власти, генеральскую грызню, подлинное отношение народных масс к вождям контрреволюции.
— Я помню, — рассказывает он, — как я зашел в белорусскую деревню, где-то во мху, в лесу. Ко мне подошли крестьяне... Я, помню, задал такой вопрос: «Врангеля вы знаете?» Имейте в виду, что я-то во Врангеля верил, во Врангеля эмиграция верила, во Врангеля иностранцы верили. Я помню, стоял там седой старик, посмотрел и говорит: «Как же, Врангеля знаю». «Что же вы думаете о нем?» Он махнул рукой и говорит: «Пан»...
И тогда для меня совершенно и безусловно стало ясно, что Врангеля нет.
Тогда я задал ему другой вопрос:
«А Керенского помните?»
«Да, — говорит, — помню».
Я спрашиваю:
«Что же, к Керенскому как вы относитесь?»
А он тоже так махнул рукой и сказал:
«Пустозвон».
И не то меня ранило, что я шел походом, что я посылал русскую пулю и надо мной свистели тоже русские пули, — меня глубочайше, до конца ранили вот эти беседы с крестьянами...
И что же? Савинков после этого сложил оружие и прекратил борьбу против Советской России? Отнюдь нет.
Неудачи и поражения не могут убедить Савинкова в бесполезности борьбы. Каждый раз его изворотливый ум рождает очередной план, а воля и азарт мобилизуют его энергию на продолжение борьбы, на новые авантюры.
Соображения морального порядка не смущают его: ведь цель оправдывает средства! К тому же какое широкое поле деятельности открывается для его натуры игрока и авантюриста: заговоры, покушения, интриги, игра со смертью. И в центре всего — он сам, Борис Савинков! И какое значение имеет то, что во имя этого ненасытного честолюбия убивают, калечат, жгут и разрушают...
Между тем времена изменились: мятежи подавлены, армии Колчака, Деникина и Врангеля разгромлены. Пилсудский запросил мира. Напуганные подъемом революционного движения, буржуазные правители не рискуют предпринять новую интервенцию. Поговаривают о переговорах и о признании Советской республики...