В следующей фигуре рисунка Кингисепп обозначил дату — «13 августа», когда Берзин сообщил англичанам о своем «согласии» работать на них. А 14 августа на частной квартире Локкарта, в доме № 19 по Хлебному переулку, что возле Никитских ворот, Берзин встретился с молодым, спортивного вида англичанином, который, крепко пожав руку Берзину, представился:
— Локкарт.
Он был немногословен и очень четко сформулировал программу действий:
— Латышей необходимо готовить к восстанию. Чтобы вызвать их недовольство, следует задерживать и без того скудные пайки. Надо настроить людей против Советской власти, которая не умеет или не хочет сытно и вовремя кормить. За деньгами с нашей стороны дело не станет. Вашу платформу изложите завтра, когда я сведу вас с моими коллегами.
На следующий день Берзина представили французскому консулу Гренару и еще одному человеку, назвавшемуся на чистом русском языке Константином Павловичем.
— Я не хотел бы в этом деликатном вопросе иметь дело с русскими, — недовольно заявил Берзин.
Константин Павлович рассмеялся:
— Не беспокойтесь! Вас ввело в заблуждение мое правильное произношение. Я — Рейли, лейтенант английской секретной службы.
— Впредь вы будете встречаться только с Рейли, — сказал Локкарт. — Это почти исключает риск.
Очередная встреча состоялась 17 августа за столиком в кафе «Трамбле» на Цветном бульваре. Рейли передал Берзину 700 тысяч рублей и попросил снять конспиративную квартиру.
— Там нам будет легче встречаться, — объяснил он. — А то здесь кругом глаза и уши...
Рейли расплатился, и они не спеша пошли к Петровке.
— Надо будет сделать так, — говорил матерый английский разведчик, — чтобы два полка латышей смогли по первому приказу уйти в Вологду и помочь английским частям быстрым броском из Архангельска отрезать Петроград. Сразу после этого латышские стрелки, оставшиеся в Москве, арестуют членов Совнаркома во главе с Лениным и отправят их в Архангельск... Хотя нет, Ленина, конечно, следует расстрелять на месте. На улицу выходят «отряды порядка», сформированные из бывших офицеров.
...Следующий кружок, нарисованный Кингисеппом, — встреча на конспиративной квартире, которую Берзин снял в доме № 4 по Грибоедовскому переулку. Здесь он получил от Рейли чисто шпионское задание: узнать, стоят ли пятидюймовые батареи между Черкизовом и Рогожской заставой, выяснить, правда ли, что семьсот латышей на станции Миткино охраняют пять вагонов с золотом, и, если это так, войти к ним в доверие и подчинить их себе.
27 августа Рейли вручает Берзину 300 тысяч рублей и дает ему поручение — организовать служебную командировку в Петроград, использовав ее для того, чтобы наладить контакт с тамошними «оппозиционерами-латышами».
— Зайдите в дом десять по Торговой улице, — инструктировал он. — Квартира тоже десять. Там живет Елена Михайловна Боюжовская. Спросите ее, где Массино. Это пароль.
В Петрограде Берзину случайно удалось установить адрес конспиративной квартиры Рейли в Москве — Шереметьевский переулок, 3. Чекисты немедленно воспользовались этим и получили ордер на ее обыск.
Дверь открыла Елизавета Эмильевна Оттен, актриса театра. В глубине первой комнаты возле трельяжа стояла еще одна женщина. Увидев чекистов, она изменилась в лице и судорожно прижала к груди сумочку, в которой оказалось донесение, подписанное «Агент № 12». В этом донесении сообщалось и формировании дивизии Красной Армии в Воронеже, о графике работ Тульского оружейного завода, о количестве продукции, выпускаемой патронным заводом, и о том, что из-за острой нехватки хлопка производство боеприпасов сократилось в два раза...
Женщину звали Мария Фриде. Она показала:
— Я первый раз нахожусь здесь. Утром вышла из дому за молоком, а на Воздвиженке ко мне подошел мужчина... Высокий такой... В полувоенной форме... Он попросил меня отдать этот пакет — сам на поезд опаздывал. И назвал адрес: Шереметьевский, три, квартира восемьдесят пять.
Следователь спросил у Фриде ее домашний адрес. Женщина смутилась, зачем-то оглянулась и лишь после этого как-то покорно, обреченно ответила:
— Дубасовский, двенадцать, квартира два.
Группа чекистов была послана на квартиру Фриде. Хозяйка квартиры Оттен пыталась отмежеваться от Фриде, представив ее случайной знакомой.
— Она приносила мне пакеты только два раза. Я ее совсем мало знаю.
— А для кого она приносила пакеты?
— Для моего квартиранта.
— Он здесь живет постоянно?
— Нет, за последнее время почти не бывает.
— Почему?
— Он иностранец и стал бояться ареста — теперь же начали сажать иностранцев...
— Да? — удивился Кингисепп — А кто их сажает и куда?
— Ну, я не знаю, так все говорят... Словом, я встречалась с Рейли в скверах и передавала ему пакеты на улице.
— И часто носили пакеты?
— Часто. Он же такой известный театровед, у него большая корреспонденция...
Зазвонил телефон. Руководитель группы, делавшей обыск у Марии Фриде, сообщил, что дела принимают крайне интересный оборот: на квартире Александра Фриде (брата женщины, у которой было обнаружено донесение), бывшего подполковника, военного судьи, найдено в потайном ящичке у зеркала 50 тысяч рублей; мамаша подполковника, когда чекисты вошли в дом, побежала в уборную — хотела спустить в канализационную сеть донесение агента № 20. А в донесении — данные о Севере России, и весьма подробные.
...Высокий, настороженно смотрящий сквозь пенсне Александр Фриде неторопливо, очень спокойно показывал:
— Я, право, не знал, что в этом конверте. Некий Джонстон — я с ним на улице разговорился, американец, по-русски ничего не понимает, — попросил передать это письмишко своей подруге в Милютинский переулок... Дом запамятовал и квартиру тоже... Ну и от греха попросил матушку бросить в унитаз, чтобы вы не подумали чего о нас. О времена, о нравы. Запуган российский интеллигент, запуган.
Отвечая на вопросы следователя, Фриде неохотно, но довольно подробно обрисовал господина Джонстона и место, где случайно, совсем случайно, они повстречались, воспроизвел тембр голоса заезжего иностранца и его манеру близко заглядывать в глаза. Эти свои показания Александр Фриде подписал, после чего Кингисепп отпустил его. Но вдруг, когда Фриде был уже возле самой двери, остановил вопросом:
— Скажите, а это по просьбе господина Джонстона ваша сестра носила пакет госпоже Оттен в Шереметьевский переулок?
Фриде замер. Но, овладев собой, обернулся неторопливо, почесал мизинцем переносье, улыбнулся, махнул досадливо рукой:
— Ах память, память! Совсем забыл сделать вам заявление: я сотрудничаю с американским коммерсантом Ксенофонтом Каламатиано. Исполняю, так сказать, роль письмоноши. Судья-письмоноша, смешно, не правда ли? Ну вот и попросил сестру отнести по указанному адресу письмишко.
— А в этом «письмишке», — Кингисепп положил на стол две странички машинописного текста, — донесение агента номер двенадцать.
Фриде пожал плечами и промолчал.
— Пятьдесят тысяч ваши?
— Господь с вами... Каламатиано оставил на сохранение. Только поэтому я их и припрятал — сам нищ и гол.
— Понятно, — задумчиво проговорил Кингисепп, — понятно, гражданин Фриде. Может быть, еще что скажете?
— Да, считаю необходимым выяснить это недоразумение. Мистер Каламатиано — коммерсант, и я помогал ему в налаживании торговли с молодой Советской республикой. Коммерсант должен знать конъюнктуру рынка, суть происходящего. Информацию, которая стекалась ко мне, я обрабатывал и пересылал для него — он часто ездит — и в Шереметьевский переулок, и во французскую гимназию госпожи Морренс.
— Кто поставлял вам информацию?
— Это я сам, все сам...
— Неувязка выходит. Здесь данные о Туле и Воронеже, а вы из Москвы не отлучались. А вот это донесение — из Петрозаводска.
— Ах это... Да, да, это мне занес гражданин Солюс. Солюс и Загряжский помогали мне изредка.
Кингисепп закурил. Глядя прямо в глаза Фриде, спокойно спросил;
— Адреса сами писать будете или я запишу с ваших слов?