— Как не знать. Совокупность.
— Вот-вот. Учитываете? Может быть, лучше именно сейчас, а не потом признаться, в чем виноваты вы сами?
Завенугин моргал, ежился, но выжидал. Да и понять его опасения было нетрудно. Пока молодой следователь, сидевший перед ним, даже не намекнул на какие-то конкретные сведения о совершенном им, Завенугиным. Чего же ради он будет душу перед ним открывать? Так что сначала, гражданин хороший, выкладывайте свои козыри, а потом мы будем решать, с какой карты нам лучше ходить.
Но Павел, понимая смятение Завенугина, вовсе не торопил его. Тем более что лучше всего ускоряют признание преступника не психологические ухищрения следователя, а прямые улики, которых в распоряжении МУРа становилось все больше.
Инспектор торга Липский соблюдал показную невозмутимость и даже сдержанно-солидно негодовал по поводу «печального недоразумения» лишь до того, как узнал, в чем его подозревают. Едва только допрашивавший его Петя Кулешов произнес такие слова, как «взлом сейфа в сберкассе» и «ограбление мехового магазина», из Липского будто сразу вынули все его внутренние подпорки: он обмяк, сгорбился и забормотал с такой быстротой, что Кулешов едва успевал записывать все, что тот лихорадочно выплескивал из себя.
Побуждения у Липского были мелкие до гнусности. Трус и негодяй по натуре, он лютой ненавистью ненавидел свою соседку по квартире Аллу Яковлевну Чугунову. Он смертельно боялся ее острого языка и твердого характера и все изобретал способы побольнее уязвить, отбить у нее охоту досаждать всем в квартире своими, придирками и нетерпимостью.
— Я, знаете ли, бильярдом немного балуюсь. Там, в бильярдной, познакомился случайно с плотником одним — Завенугин его фамилия.
Пете Кулешову показалось, что, когда Липский назвал фамилию Завенугина, в комнате вдруг так же накалился воздух, как в парной Сандуновских бань, где они с Павлом, Валеркой Венедиктовым и Сергеем Шлыковым любили иногда «тешить душеньку». Но Петя ограничился тем, что не спеша, слегка промокнул платком испарину, проступившую на лбу, и продолжал записывать торопливые показания Липского, даже не заметившего впечатления, которое произвела упомянутая им фамилия.
— Нам в торге как раз нужен был хороший плотник для переоборудования одного большого магазина. Я и предложил эту вечернюю работу Завенугину. Обмыли, понятно, заказ. Потом выпили немного по поводу моего очередного выигрыша в бильярд. Завенугин в долгу не остался. Короче, завязалось у нас с ним деловое знакомство…
Так на схеме дела Каменщика, которую набросал Павел на большом листе бумаги, протянулись наконец руки-линии к одиноко стоявшему в центре листа толстому черному «К». Протянулись сначала от подружки Каменщика — буфетчицы Капы Сысоевой, потом — от инспектора торга Липского и от «специалиста по сейфам» Ивана Завенугина, который без всяких эмоций выслушал на очной ставке обличающие его показания Липского и тоже прекратил запирательство.
Поведение Липского отнюдь не было чем-то неожиданным. Судьба лишь слегка подтолкнула этого эгоцентриста, считавшего, что только недалекий или непредприимчивый человек может не использовать удачный шанс в жизни, сулящий хорошие деньги. Однажды, во время очередной выпивки после игры в бильярд, Завенугин стал плакаться новому дружку на свою «несчастную нынешнюю планиду» и хвастаться тем, как ему «сладко жилось во времена, когда он промышлял как «медвежатник». Тут у Липского и мелькнула мысль насолить Чугуновой. А оттиснуть в куске мыла слепок с сейфового ключа, который старший кассир спокойненько в связке с другими оставила на столе у себя в комнате, когда ушла мыться в коммунальную ванну, — это уже было производной и, совсем не трудной операцией.
— И дальше все обошлось, — часто моргая глазами, сипел Иван Завенугин и деликатно выжидал, пока Павел допишет в протоколе допроса предыдущую фразу. — Я Капку Сысоеву, свояченицу, попросил, чтобы она Альфреда своего уговорила помочь. Он под мухой тогда крепко был и согласился. Ночью и пропилил за пару часов кирпичи, удерживающие средний брус. В окошко подсобного помещения сберкассы, значит. «Дальше, — говорит, — твое дело. Я, — говорит, — не хочу, чтобы и запахом моим тут пахло». И ушел. А я этим выпиленным брусом отогнул оставшиеся два бруса в окне.
— Да, отогнули на совесть.
Павел усмехнулся, вспомнив, как ожесточенно спорили они со старшим экспертом. София Исааковна Бурштейн, осматривая место преступления, искренне была уверена тогда, что это сотрудники сберкассы переусердствовали, симулируя ограбление. Надо же действительно такую дырищу в окне сделать!