— На общежитие?
— Нет, стесняется. Говорит, все ребята стипендией обходятся. На почтамт велит. На Главный.
— А где письма сына?
— Кто ж их знает, где они. Бумага. С мусором скорей всего выкинули.
— Скажите, Евдокия Васильевна, а как он рос? Как учился, с сестрой ладили ли, к вам с отцом как относился?
— Мальчишкой был ничего. Да и парнем стал — не любил баловства, над книгами больше сидел. Серьезный. Очень сердился только, когда мешали ему чем в занятиях-то. Пыхтит, бывало, над бумагами своими, а спросишь что — мало ли какая нужда по дому бывает? — взовьется ужас как.
Павел оставил родителям Осипа повестки с вызовом на утро в горотдел. Официальный допрос, даже свидетелей, лучше вести в «присутственном месте», как говаривал полковник Соловьев: обстановка милиции заставляет людей как следует взвешивать то, что они собираются сказать служителям закона. И сразу от Туркиных лейтенант Костя Судариков, оказавшийся очень обязательным и милым парнем, повел Павла к себе домой. Вот уж где он поел горячего и власть отоспался, пожалуй, впервые за последние несколько недель.
Следующий день Калитин начал с посещения врачей. Рассказ лейтенанта Сударикова о нетерпимом характере Осипа Туркина, высказывание матери о сыне настораживали. Все ли нормально в психике этого злобного человека? В районной поликлинике, в заводской отметили только повышенную возбудимость, больше ничего. Обращался еще в связи с простудой. Павел отправился к городскому психиатру.
— У меня сложилось такое впечатление из разговоров с Туркиным, что его визиты ко мне скорей носили познавательный характер, чем представляли собой нормальное общение пациента и врача.
Мнение психиатра, седовласого, но моложавого и с какими-то особенными, пронзительно-ясными глазами, было столь существенно, что Павел посчитал нужным оформить его заявление протоколом допроса свидетеля.
— Что означает в вашем понимании этот «познавательный характер»?
— Под маской наивного любопытства он выспрашивал у меня о симптомах нервных заболеваний, интересовался литературой по психологии, современными научными взглядами на возможность проникновения в духовный мир людей.
— Вы считаете Туркина объективно здоровым человеком?
— Некоторые странности у него наблюдались. То, что он холерическая личность, предельно несдержан, возможно, даже буен в крайних проявлениях, — это я подметил. Показалось мне, что живет он какой-то навязчивой, полностью овладевшей им идеей. Но перешло ли это в болезненную форму — я сказать не могу. Такие определения можно выносить только после длительного наблюдения исследуемого в специальных условиях. Могу еще добавить, что во время завершающего визита, это было где-то в конце июля, Туркин бросил фразу, которая говорит о его весьма скептическом отношении к медицине и о явно преувеличенной оценке им своих возможностей.
— Что же это за фраза?
— Он сказал примерно так: «К психиатрам ходить без пользы. Низкая квалификация у врачей. Почитать бы побольше насчет нервных болезней — самому лечить можно не хуже».
Допрос Евдокии Васильевны Туркиной Павел долго не мог повернуть в нужном ему направлении. Разговорчивая, крайне непосредственная женщина сыпала таким количеством, казалось бы, совершенно ненужных подробностей, что беседа с ней была по необходимости прервана, продолжена на следующее утро и завершилась лишь к трем часам дня.
Вот как выглядит рассказ Евдокии Васильевны, если из него взять только то, что имеет прямое отношение к интересам органов дознания.
Жила-была хорошая советская семья. Муж — инженер-практик, опыт, организационные способности которого ценили, доверяли ему руководство цехами и даже всем заводом. Жена не работала, растила ребятишек, сначала сына, а через год после войны родилась и дочь. Сын пошел в школу на год раньше, чем положено, но учился хорошо, радовал родителей. И все было бы отлично, если бы не страсть мужа к спиртному. Уговаривали его, воспитывали, наказывали. Давал слово, что исправится, а проходило некоторое время — и все начиналось сызнова. Трезвый и муж и отец — лучше не надо. А выпьет — дебоширит, жестоко избивает жену, детей, крошит мебель, посуду. Но недаром молвится: кто пьет, тот беду наживет. Поругался муж с начальством, уволился с завода. И вдруг пропал. Думали, случилось что нехорошее, искали его с милицией. Так оно и оказалось, нехорошее, только совсем в ином смысле. Ушел муж к другой женщине, у которой тоже был от него ребенок. И возвратился в семью обратно только через год.