Хотя эти персонажи являлись продуктом далекой эпохи Просвещения, ученые в более поздние времена тоже выбирали странные и часто неверные методы поиска истины, как американский психофармаколог XX века, чья любознательность подбила его допьяна напоить стадо слонов – с предсказуемо безумными результатами. Каждому веку присущи свои эксцентричные экспериментаторы, и нет сомнений, что их и дальше будет немало. Мы, люди, можем расщепить атом, покорить Луну и выследить бозон Хиггса, но, когда дело доходит до понимания животных, мы в самом начале пути.
Меня завораживают ошибки, которые мы уже совершили, и мифы, которые мы создали, чтобы заполнить пробелы в нашем понимании. Они многое говорят о механизмах открытий и о людях, которые эти открытия совершают. Когда Плиний Старший описывал гиппопотама, из шкуры которого выделяется алая жидкость, он обращался к понятным ему объяснениям – то есть к римской медицине – и представлял, что животное пускает себе кровь, чтобы сохранять здоровье (буквально «потеет кровью»). Мог ли он поступать иначе, будучи сыном своего времени? Он ошибался, но подлинное объяснение алых выделений бегемота столь же невероятно, как старый миф, – и даже в самом деле связано с самолечением.
Я обнаружила, что если препарировать величайшие мифы о животных, то зачастую выявится очаровательная логика, переносящая нас во времена чудесной наивности, когда мало что было известно и все было возможно. Ну почему бы, в самом деле, птицам не летать на Луну, гиенам – не менять пол в зависимости от сезона, а угрям – не самозарождаться из грязи? Особенно если, как мы еще увидим, истина не менее невероятна.
В Средние века было распространено убеждение, что каждому наземному животному соответствует такое же в море; кони и морские коньки, львы и морские львы, епископы и… морские епископы. Этого скользкого архиерея, описанного в «Истории животных» (Historiae animalium; 1558) Конрада фон Геснера, якобы видели у берегов Польши (но он больше похож на персонажей из «Доктора Кто»)
Самые абсурдные мифы о животных возникли после падения Римской империи, когда в Средние века едва родившаяся наука естественная история была захвачена христианством. Это было время расцвета бестиариев – старинных сборников о царстве животных, полных позолоченных иллюстраций и серьезных описаний экзотических животных, от строфокамилов (страусов) до камелеопардов (жирафов) и морских епископов (вымышленных полурыб-полуклириков). Но бестиарии порождала отнюдь не глубокая заинтересованность в изучении жизни животных. Все они пересказывали с прибавкой от себя один-единственный источник – рукопись IV века «Физиоло́г» (Physiologus), в которой смешались сдобренный фактами фольклор и солидная порция религиозных аллегорий. «Физиолог» стал средневековым эквивалентом потрясающего бестселлера (в то время его превосходила лишь Библия) и был переведен на десятки языков, распространяя абсурдные легенды о животных от Эфиопии до Исландии.
Подобные бестиарии – чрезвычайно непристойное чтиво, в них много рассуждений о сексе и грехе, что, видимо, очень нравилось монахам, которые переписывали и иллюстрировали их для церковных библиотек. Там рассказывалось о невероятных созданиях: о ласке, которая зачинает детенышей через рот, но рожает их через ухо; о зубре (или «боннаконе», как их тогда называли [6]), который спасается от охотника, испуская «такие вонючие ветры, что преследователи отступают в замешательстве»[7] (с кем не бывает!); об олене, у которого пенис опадает после плотских утех. В таких сказках содержалось множество уроков, которые следовало усвоить и передать пастве. В конце концов, всех животных создал Бог, и только одно – человек – потеряло невинность. Функция животного царства в глазах книжников заключалась в том, чтобы служить примером для людей. Поэтому, вместо того чтобы задаваться вопросом, правдивы ли описания в «Физиологе», они искали у животных человеческие черты и моральные ценности, которые Бог отразил в их поведении.
Из-за этого некоторых животных в бестиариях почти невозможно узнать. Слонов, например, превозносили за то, что они самые добродетельные и мудрые, такие «тихие и кроткие»[8], что даже имеют свою религию. О них говорили, что они «питают великую ненависть»[9] к мышам, зато любят свою страну так сильно, что мысль о родной земле вызывает у них слезы. Что же до прелюбодеяния, то слоны – «самые целомудренные»[10], они остаются со своими супругами всю жизнь, которая продолжается триста лет. Они с таким отвращением относятся к измене, что наказывают тех, кого ловят на ней. Все это сильно удивило бы обычного слона, который определенно наслаждается многоженством.
6
Описания боннакона в бестиариях не позволяют отождествить это мифическое существо с зубром или каким-либо иным реальным животным. Вероятно, ассоциация с зубром возникла из-за того, что в некоторых средневековых источниках боннакона называют также словом
8