— А вот, — сказал Ландерс, — вечером в понедельник, мистер Элдерби. Мистер Хансон пришел домой около половины седьмого, вы видели, как он направился наверх и очень скоро сбежал по лестнице обратно; вы пошли с ним и помогли сломать дверь ванной комнаты. Да? — Хансон, конечно, не сделал этого тогда, судя по результатам вскрытия. Она была мертва уже по меньшей мере в три часа дня. — Дверь была заперта, но был ли в замке ключ, внутри? — Заметил ли он?
— Нет, — сказал Элдерби. — Ключ лежал на полу в ванной.
— Так, — произнес Ландерс. В отчете лаборатории об этом говорилось.
— Конечно, когда мы сломали дверь, она наклонилась вовнутрь. Он, видно, был в замке и выпал, когда мы… — Элдерби был слегка озадачен, — Почему вы спрашиваете? Может, мистер Хансон вам скажет, был ли ключ в двери: он же пытался ее открыть, прежде чем спустился вниз за мной. Он дома, на работу сегодня не пошел, совершенно убит, понимаете, Вы можете его спросить.
Ландерс прикинул. Он пока не хотел браться за Хансона. Сначала, если можно, соберем побольше фактов.
— Мистер Элдерби, вы не возражаете, если мы посмотрим вашу ванную комнату?
Элдерби изумился:
— Нет, я не возражаю… но за каким только лешим…
Они вошли и посмотрели. Квартиры в одном доме схожи друг с другом; и между дверью ванной комнаты и полом у Элдерби оставался просвет не менее дюйма. Ландерс взглянул на Пигготта, который сказал:
— Очень просто. Запереть дверь снаружи и подсунуть ключ под дверь. Никакой загадки, Том.
— Да, — ответил Ландерс. — Лаборатория не обнаружит больше никаких улик. И если бы даже взяли отпечатки, то ведь он тоже там живет.
— Разумеется, — сказал Пигготт.
— Ребята, о чем таком вы говорите? — спросил Элдерби.
— Большое спасибо, мистер Элдерби, — ответил Ландерс.
Они вышли из дома.
— Пойдем посмотрим его аптеку.
Она находилась на Вирджил-авеню. Процветающее заведение, где продавались не только лекарства, но и множество разных разностей, и в настоящий момент, кроме троих посетителей, внутри находился пожилой мужчина в белой куртке, за прилавком с надписью «Рецепты», и седая полная женщина в голубом платье из искусственного шелка, в отделе, где продавалась косметика. Она обслуживала молодую женщину, выбиравшую одеколон. Ландерс и Пигготт подошли к мужчине и представились.
— Да, сэр. Насчет бедной миссис Хансон? Мы все были так потрясены — ужасное событие. Моя фамилия Парсонс, сэр.
— Вы работаете здесь полную неделю, мистер Парсонс?
— Нет, сэр. Я просто подменяю мистера Хансона в качестве фармацевта. По вторникам, четвергам и в воскресенье после обеда. На самом деле я уже на пенсии, живу с дочерью Анной. Нас всех потрясло известие о миссис Хансон — самоубийство… насколько мне известно, бедная женщина была нездорова… и бедный мистер Хансон, для него это такой удар.
— Значит, в понедельник вас здесь не было?
— Нет, сэр. Я узнал только на следующий день. А мистер Хансон-то был у нас как раз накануне — он обычно приходит в субботу вечером сыграть со мной в шахматы, понимаете, — это единственное маленькое развлечение, которое он себе позволяет, ведь ей, конечно, требовался уход…
Ландерс поблагодарил его, вежливо прервав дальнейшие излияния, и подошел к женщине; покупательница уже ушла. Женщина сказала все то же самое, что и Парсонс.
— Так привязан к жене, такой славный человек, мистер Хансон. Что? Моя фамилия Филпоттс. Миссис Томазина Филпоттс. Что? Ну да, я работаю здесь целый день. Продаю косметику и все такое. Да, я была в понедельник на месте, а что?
— Мистер Хансон был в аптеке весь день? — спросил Ландерс.
— Ну да. Я думала, вы знаете, — он обнаружил ее только когда вернулся домой, примерно в полседьмого. Ужасно. Бедняга…
— Он, наверно, выходил на ленч? — спросил, Пигготт.
— Да, обычно он выходит в кафе, тут рядом, но в понедельник он как раз заполнял налоговые бумаги и не пошел, Он попросил, чтобы я принесла ему сэндвич, когда сама уходила, — у меня обеденное время с двенадцати до часу, но я вернулась раньше, без двадцати. Нет, он был здесь весь день, — закончила миссис Филпоттс. — А что?
— Э… миссис Филпоттс. С часу до трех в тот день вы были здесь? Все время?
— Да, я же говорила только что. Мы были очень заняты, как я помню. Приходили несколько постоянных покупателей с рецептами, и…
— Вы в этом уверены? — проговорил Ландерс. — Что мистер Хансон никуда не отлучался? Вы могли бы поклясться?
Она возмутилась:
— Конечно, я уверена! Еще бы. Конечно, не отлучался. Прямо с девяти утра. И я тоже, кроме как на полчаса, ну, минут на сорок, когда уходила на ленч, — я знала, что он занят с этими налоговыми бумагами, и быстро вернулась, чтобы ему не тратить время с покупателями. А что такое?
— Что ж, спасибо, — сказал Ландерс. Выйдя на улицу, он посмотрел на Пигготта. — Похоже, она говорит правду, Если только не разыгрывает великолепно роль. Значит, не Хансон? Тогда кто?
— Похоже на маленькую загадку, Том, — сказал Пигготт и взглянул на часы, — Я оставлю тебя с ней ненадолго одного — мне надо присутствовать на слушании.
Ландерс подвез его назад в Управление, удивляясь про себя. Миссис Филпоттс показалась ему честной женщиной. Высадив Пигготта, он вернулся и еще раз с ней поговорил, пустив в ход все свое обаяние; она растаяла, Выяснилось, что у нее есть муж, две дочери и четверо внучат — она показала ему фотографии их всех, — и Ландерс совершенно уверился, что она не в сговоре с Хансоном и не подкуплена им, чтобы подтвердить его алиби. Алиби было самое что ни на есть настоящее. Маленькая загадка.
Если не Хансон, то кто?
Хакетт покинул тюрьму Аламида в десять тридцать разочарованным.
— Я всего только говорю, — утверждал Мендоза, — что они протрезвели, сидят и ждут, когда им предъявят обвинение в связи с наркотиками. Сейчас больше вероятность выудить у них правду; с ними нужно снова поговорить. Поезжай, Арт, и попробуй чего-нибудь добиться.
Хакетт с ними поговорил. С каждым по отдельности — с Эйлин Родни и ее совсем юной компанией, которая через употребление наркотиков откололась от общества. Потому что с Мишель все еще ничего не прояснилось, и ее путь в тот вечер мог закончиться там.
Теперь он больше так не считал. Совершенно трезвая и угрюмая Эйлин утомленно сказала, что последний раз видела маленькую зануду за неделю или около того до убийства. А Томми — все они теперь были непривычно чистыми, и парням постригли волосы, возможно, не без сопротивления — Томми с мрачной откровенностью проговорил:
— Послушай, приятель, мы в тот вечер собрались и немного выпили, да, и если бы ты сказал одиннадцать часов или полночь, да, может, никто бы не вспомнил, кто там был. что делал. Но ты говоришь, восемь. А тогда народ только начал собираться, понимаешь, все еще как стеклышко, мы только-только начинали. Малышки там не было. Я вообще не помню, чтобы телефон хоть раз зазвонил.
— Ты уверен, что это было именно в тот вечер? В позапрошлый понедельник? — Для таких-то, что для них значат дни?
— Я уверен. Конечно, в понедельник. По той причине, что был Бак. Бак Хендри. Он как раз в то утро вышел, я его случайно встретил и позвал, понимаешь? Он и пришел. В тот вечер. Он как раз утром вышел…
— Откуда?
— Отсюда, — ответил Томми удивленно. — Ему дали тридцать дней, и он как раз вышел, — он обиженно посмотрел на Хакетта. — Вот почему я знаю, в какой день. Он сказал, что только что вышел, а он-то должен знать.
— Да уж, действительно, — сказал Хакетт, отослал Томми обратно в камеру и попросил взглянуть на записи. В самом деле, некто Сэмюэл Кларенс Хендри в тот понедельник был выпущен из тюрьмы, отбыв тридцатидневный срок за хранение марихуаны.
«Тридцать дней, — подумал Хакетт. — Легкий шлепок». Однако это некоторым образом подтверждает рассказ Томми — если только они все не лгут, в чем Хакетт сомневался. Это даже вряд ли возможно: люди такого типа, с мозгами, одурманенными привычным алкоголем, наркотиками, — разве они могли бы правильно запомнить и одинаково лгать? Значит ли это, что Эйлин и ее компания здесь ни при чем?