— С какой же стати? — устало проговорил Вешлер. — Конечно, нет. Вошел, бросил на прилавок, я понял, что вещи хорошие. Предложил ему три тысячи, мы немного поторговались и порешили на трех четырехстах. И больше я об этом ничего не знаю.
В гимнастическом зале Берни на Гранд-авеню его владелец, маленький, сморщенный бывший боксер легкого веса, сказал:
— Бобби Диас? Может, у вас есть к нему предложение? Настоящий боец этот парень — однажды он станет знаменит…
— Возможно, — сказал Мендоза. — Где нам его найти?
— Он живет на Магдалена-стрит. Я запишу вам адрес.
— Но какое отношение, — проговорил Хиггинс, — боксер Диас может иметь к Мишель? Ну в самом же деле?
— Paciencia[109], — ответил Мендоза.
Они обнаружили Диаса перед старым домом на Магдалена-стрит, где он снимал комнату, — не очень далеко от той дорожки, где оставили Мишель. Он деловито надраивал старый «форд гэлэкси». Диас был до пояса обнажен, и были видны все его мускулы; коренастый, крепкий парень лет двадцати с небольшим. По его виду нельзя было сказать, что он слишком отягощен мозгами, и в полиции, вероятно, рано или поздно его бы разговорили, но судьба внесла свою небольшую лепту в развитие событий.
Диас все не спускал восхищенного взгляда со сверкающего черного «феррари», когда они подошли и Мендоза спросил:
— Роберто Диас?
— Да, это я. Послушайте, мистер, эта ваша машина…
Мендоза уже собрался предъявить значок, как вдруг у него за спиной прозвенел чистый мальчишеский голос:
— Эй, Роберто! Рита велела, чтоб я сказал, она кончит рано, заезжай за ней в пять…
Мендоза стремительно обернулся. А мальчик, заметив его, потерял равновесие и свалился со своего старого велосипеда с привязанными к багажнику пачками газет, растянулся на земле, вскочил и бросился было бежать. Паллисер поймал его.
— Мануэль Чавес, — сказал Мендоза. И вдруг его осенило, и'он проговорил чуть задыхаясь: — ¡Yo caigo en ello! Dios… но, sin duda[110], ты нам сказал, и мы это проглотили без единого вопроса…
Мальчик извивался в руках Паллисера, и в глазах его был испуг.
— Эй, — сказал Диас, — не имеете права обижать парнишку. Кто вы такие?
Хиггинс показал ему значок, и он оцепенел.
А Мендоза проговорил:
— Condenación[111]. Несовершеннолетний. Нужно сообщить родителям, прежде чем мы…
— У него их нет, — тупо сказал Диас. — Что… вы полицейские…
— Только Рита… Рита не даст меня обижать, гады вы…
Тогда они захотели поговорить и с Ритой тоже.
— Хочешь жить — умей вертеться, — сказал мальчик. — Рита всегда так говорит. — Он был грязный и оборванный, но смотрел на детективов умными темными глазами. Сообразительный паренек, и он заговорил, потому что увидел смысл в том, что они сказали. Все звенья были собраны воедино: и Мануэль, и Рита, и Диас были связаны вместе независимо от того, говорили они или нет. — Я все время захожу к мистеру Робино — люди покупают газеты, жалеют меня, — он широко улыбнулся, чувствуя себя теперь совершенно свободно, когда понял, что его и пальцем не тронут. — Туда приходит много богатых людей, и я уже раньше видел эту девушку и ее парня. И слышал, как та леди, что сидит у входа, говорила мистеру Робино про ее кольцо с бриллиантом — девушкино. И вот я увидел, как они в тот вечер пришли, — он взмахнул рукой, — и подумал: Рита придумает способ, как его заполучить. Рита умная.
Рита, девятнадцати лет, его сестра и единственная родственница. Она работала в закусочной Вулворта, и они с Мануэлем проживали в двух комнатах на Сент-Джон-стрит, в четырех кварталах от Диаса.
А Диас был ухажером Риты.
— И она придумала? — спросил Мендоза.
— Еще бы. Она умная. Я пошел домой и сказал ей… — От ресторана, разумеется, это было недалеко. — И она позвонила Роберто. Прямо сразу сообразила, что делать. Сказала Роберто, что ему делать: ждать на стоянке, понимаете? А потом вошла в ресторан… Рита, она красивая, и надела свое лучшее платье, никто и не заметил, люди входили и выходили… и пошла к тому боковому выходу, ждать. Сказала, может, девушка зайдет в женскую комнату, когда они будут уходить.
— Что она и сделала, — сказал Мендоза. В самом деле, совсем просто.
— Во-во. Рита нам сказала, как поступит. Притворится, что ей плохо, чуть ли не в обморок падает, и попросит девушку помочь ей выйти на улицу, где ее муж ждет на стоянке. А мне надо было ждать там, в коридоре, сказать ей, если вдруг еще кто в женскую комнату зайдет, но никто не зашел. Ни одной леди. Одна вышла как раз, когда девушка заходила, и я дал Рите знак. Они скоро вышли, Рита притворялась, что ей плохо, а девушка ее поддерживала… в эту самую боковую дверь Рита ее и провела…
Все было пугающе просто.
— Послушайте, — горячо заговорил Диас, — этого я не хотел! Бог мой, я ни за что… Рита сказала: просто держи девушку, чтоб та не кричала, пока мы снимаем с нее драгоценности, вот и все… Они вышли, я просто схватил девушку, закрыл ей рот… но, Бог мой, когда мы подошли к машине, она была… была… Я не знал, что и делать, но Рита, она сказала: оставь ее где-нибудь, и никто никогда не узнает… Господи, поверьте, я не хотел…
А Рита, гораздо более сильная натура, чем те двое, смотрела на них горящими темными глазами, не произнося ни слова. Однако в ее спальне нашлись черная бархатная сумочка Мишель и жакет черного бархата. А в сумочке — пудреница с инициалами Мишель.
— Вот уж Мануэль, — язвительно сказал Мендоза, — смышленый паренек. С умом настолько острым, чтобы самому порезаться. Pues si[112]. Он был там в тот вечер, когда я приходил в «Le Renard Bleu». Сам с собой — и с Робино — говорил о Мишель, Он услышал, как я сказал, что убежден: если у нее с собой не было денег, то что бы с ней ни случилось, случилось оно здесь. Как, разумеется, и было. И если бы мы начали разнюхивать там… Действительно, очень сообразительный мальчик. Какой живой ум. Он это слышит, смотрит на меня большими глазами и говорит: «Но, мистер, у нее были деньги». И я принимаю его за посланного провидением свидетеля — Боже мой! — Мендоза рассмеялся.
— Боже мой, конечно, — сказал Паллисер. — Понимаю — просто потому, что вы это сказали… чересчур смышленый мальчишка, по-моему. Что из него выйдет?
— Сколько ему, двенадцать? — сказал Хиггинс. Они сидели в кабинете Мендозы, закончив на время дела: Мануэль отправлен в приемник для несовершеннолетних, Рита и Диас в тюрьме, запрошены ордеры на арест. — Двенадцать — служит наводчиком для Риты и Роберто. Условное освобождение на поруки и какая-нибудь семья, взявшая его на воспитание. Господи!
— Да, — сказал Мендоза. — Никто не знает, Джордж, каким Мануэль станет. Но разве я не говорил, что это простое дело? Обычно так и бывает, — он глубоко вздохнул. — Теперь мы, по крайней мере, знаем. О Мишель. И я могу отправляться сообщить высокопоставленным родителям, что «икс» пойман. Хотя, что до наказания…
— Н-да, — сказал Паллисер. — Вероятно, его обвинят в убийстве второй степени — непреднамеренное, — и лет через пять он уже выйдет.
— Нам платят только за то, чтоб мы их находили, — веско проговорил Хиггинс. — Пожалуй, я позвоню Арту — ему будет интересно узнать… Это новое дело, видать, заковыристое, — Том с Джейсом занимаются им весь день.,, Но какая все же глупость, Луис, — с Мишель. Какая нелепая штука. Милая девушка…
— Убийства, Джордж, — сказал Мендоза, — часто таковы. — Было пятнадцать минут седьмого; со всеми этими делами они задержались. — По крайней мере, мое «ненасытное любопытство» удовлетворено — пока не появится новая маленькая загадка. — Он встал из-за стола и потянулся за своей широкополой черной шляпой. — Новое дело… да, возможно, новая загадка, судя по тому, что сказал Том… Однако довольно зла на этот день, Пока, ребята, — и он двинулся домой, к Элисон, близнецам, кошкам и к пуделю Седрику.
Завтра тоже будет день.