Та ночь после незабываемой прогулки по пляжу сыграла с ним злую шутку, открыв двери перед его кошмарами. Ему приснился не просто добрый брат. Это голос совести, обретший родной образ. И этот образ гневался на него и требовал объяснить, по какому это праву он смеет жить, в то время как бедный Уилл уже больше трех лет лежит в могиле.
Джек не представлял, что его сердце способно вынести такую боль. Он не знал, что можно продолжать жить после того, как твоя душа горит синим пламенем. Он не помнил, как проснулся посреди ночи, обезумев от боли, как приказал испуганному камердинеру принести графин бренди. Он помнил лишь то, как вливал в себе обжигающую жидкость, но при этом ничего не чувствовал.
Это было невыносимо. Алкоголь должен был притупить боль, но казалось, с каждым глотком голос в голове звучал все громче. Образ брата становился все более отчетливым, а Джек… Он разваливался на части от мучений.
Под утро к нему прибежали дядя и тетя, но он не впустил их, прогнав с порога громким рыком. Джек не желал, чтобы родные видели его в этом состоянии. И сам никого не желал видеть. Ему нужно было унять боль, чтобы не умереть.
А потом Джек понял, что не может больше так жить. Он безмерно любил Уилла, он боготворил его. И убил. Он знал, что не заслуживает ничего, но молил только об одном: об освобождении. Почему никто не мог прекратить его мучения? Что он должен был сделать для того, чтобы обрести покой? Что удерживало его на этой грешной земле?
Джек медленно перевернулся на спину, протяжно застонав. Грохот снова повторился и на этот раз он понял, что это гром. Значит, идет дождь. Чудесно, но погода соответствовала его отвратительному настроению.
Сознание начало постепенно проясняться, и его озарило одно неприятное открытие. Приступы стали чаще и нагнали его даже в этой райской деревушке. А ведь в последний раз такое с ним происходило лишь месяц назад. Это уже третий приступ за этот год, хотя обычно такое происходило два или три раза за целый год. Может это признак того, что скоро всему наступит конец? Может образ Уилла в его снах, наконец, возьмет над ним верх и его душа не будет больше плавиться от боли? Смерть совсем рядом. Боже, как ему хотелось бы закрыть глаза и больше никогда не…
Но вдруг что-то удержало его от дальнейших размышлений. Как будто кто-то пытался сказать, что у него есть еще незавершенные дела на этой грешной земле. Голос был слабым, еле пробивался, но в мозгу неожиданно взорвался образ, и грудь его сдавила необычная нежность.
Это был прелестный лик ангела с шелковистыми волосами шоколадного цвета и невообразимо трогательными голубыми как драгоценные сапфиры глазами. Вот она смотрит на него, строго поджав свои манящие губы. А вот улыбается ему так завораживающе и нежно, что замирает сердце. И действительно сердце Джека замерло от щемящей тоски по своему ангелу, к которой рвался всем существом.
- Кэтти, - простонал он, желая до боли увидеть ее.
Он не мог умереть, не увидев ее еще хоть бы раз.
Вот мысль, которая удержала его на земле и привела его в чувства. Вот почему он проснулся. Вот почему снова почувствовал свое окаменевшее сердец. Он должен был еще хоть бы раз поцеловать ее, ощутить вкус ее губ и прижать к своей груди. Он хотел почувствовать, как бьется ее сердечко. Он должен был разбудить к жизни эту старую деву. Должен был совершить хоть бы что-то хорошее в своей жизни. Может тогда он сможет найти свой покой и умереть?
- Милорд, - раздался рядом голос его камердинера.
Джек поморщился и натянул повыше мокрую от пота простыню.
- Уходи! - велел он слуге, не желая никого видеть.
Но Берти Кройден был глубоко предан своему хозяину и лучше знал, что тому нужно.
- Не хотите принять ванну?
Джек заскрипел зубами, понимая, что это единственное, что могло бы ему помочь окончательно прийти в себя.
- Да, - буркнул он и вдруг ощутил неприятный укол совести. Он был непозволительно груб с человеком, единственным близким другом, который вот уже три года вытаскивал его из этого кромешного ада. Подавив чувство вины, он тихо промолвил: - Прости.
Камердинер горько покачал головой, глядя на хозяина. Он никогда не сердился на него, слишком хорошо зная, что тому довелось пережить.
- Я приготовил вам яичницу и настой из коры хинного дерева, - сообщил Берти, отходя от постели.
Джек испытал облегчение, понимая, что спасся в очередной раз. И именно настой из хинного дерева помогал его затуманенному сознанию прийти в себя. Он не знал, откуда Берти узнал этот рецепт, но был ему безмерно благодарен за это.
- Берти, - тихо позвал он верного слугу.