Вася сел за стол, посмотрел в глаза Кате, слегка, прищуренным взглядом.
– Я удовлетворил твоё любопытство, женщина?
– Нет. Не удовлетворил. Ты женат? У тебя есть дети?
– Нет. Я не женат. И , естественно, у меня нет детей. Интрижки мимолётные были. И было их достаточно. А серьёзного ещё не случилось. Почему? – Вася вздохнул, помолчал и, без тени улыбки на лице, произнёс.– Нет на белом свете больше такой, которая ночью в чертёжный зал мне кофе в термосе приносила бы, чтобы успел дочертить схему, и сдал в срок, не потеряв стипендию. Нет больше на свете такой, которая бы стягивала кирзовые сапоги с подвернувшейся моей ноги на осенних полевых работах , не стесняясь, не брезгуя , накладывала бы тугую повязку, когда остальные, только, ахали, да охали… Нет больше на свете такой, которая будет пить вино с парнями, есть пельмени, слушать анекдоты и так понимать их состояние в тот момент, что едва ни плакала… Нет, Катя, больше такой, как ты на белом свете…
Опущенная голова, рука , вертящая зажигалку, и слова неторопливо льющиеся обжигающей лавой, от которой негде укрыться. Катя откинулась на спинку стула и не моргая смотрела на гостя.
– Вася, но ты же никогда ничем не проявил своих чувств ко мне. Как же я могла понять, угадать, знать, что с тобой происходит? Так не честно, так не справедливо!
– Милая, что не справедливо? То, что я не набил морду твоему красавцу Лёшке? То, что не рассорил вас и не стал к тебе подбивать клинья? Или не сделал этого, когда ты проводила его в армию , обещала дождаться и ждала? Нет. Всё справедливо и всё честно. Игра в открытую. Третий лишний называется. Кстати, как он сейчас? Вы вместе?
Катя молчала. Молчала дольше, чем требовалось времени для обдумывания ответа. Волнение выдавали только покрасневшие щёки. Потом встала и направилась в комнату. У двери обернулась.
– Прости, пойду всё же, малость, посплю, а то сосредоточиться уже не могу. Там в холодильнике суп есть, если проголодаешься.
Она сделала несколько шагов, когда услышала за спиной смех. Оглянувшись, увидела, что Вася, смеялся искренне, громко, заливисто, запрокинув голову.
– Ничего смешного, дурачок. Сколько спать буду, я не знаю, тебе под дождь идти, не зная расписания автобусов в областной центр, нет смысла. Да , и не уйдёшь ты, не узнав ответов на все свои вопросы. Так что , смотри телевизор, слушай музыку, ешь суп и я вернусь…рано или поздно.
А Вася вдруг ощутил себя дома, там, где мама, увидев, что он вошёл во двор, приехав в гости на выходные из института, торопливо целовала его в щёку и говорила.
– Как знала, что ты приедешь, борща наварила. Иди, кушай, а я пока закончу дела…
…..
Катя проснулась от того, что рот её был полон слюны. Что могло вызвать это, она поняла через пару минут – в спальню, сквозь не плотно прикрытую дверь, просочился запах жареной картошки. Умывшись, она отправилась на разведку в кухню, где хозяйничал гость.
– Ты где картошку взял? У меня её нет уже , последнюю в суп покрошила.
– Выспалась? Оооо… Посвежела! – Ласково улыбнулся Вася. – Ты не поверишь, но у вас в магазинах есть картошка в свободной продаже. Садись за стол, будем вино допивать под картошечку, как в студенческой общаге. И истину в нём искать, вернее, ответы на не простые вопросы.
Ответы? Она не ждала больше его вопросов, а сама , по собственному желанию, рассказала в хронологическом порядке всё , что с ней произошло за эти семь лет. Рассказала про Лёшку, парня которого провожала в армию и дождалась. Только вот беда – провожала она парня, а вернулся грубый , вульгарный мужик, которого она, конечно же , не любила. О чём и сказала ему прямо, чтобы не обманывать его ожиданий. О болезни отца, когда казалось всё глупым и не важным, лишь бы выходить родного человека. Выходили вместе с мамой. Рассказала и о «попытке № 2» обрести счастье, которая окончилась диким разочарованием, не только, в любви, но и в женской дружбе. Самая близкая подруга увела парня, с которым всё, вроде бы складывалось. И не важно, что у них не срослось. Главное, что Катя из этой истории вышла огрубевшей, одинокой стервой, не подпускающей к себе больше никого ни для дружбы, ни для любви. Она привыкала к одиночеству, и оно начинало ей даже нравиться.