— Может быть, — Роберт шмыгнул носом и отвернулся. — Пойдем вниз, на пляж. Запустим воздушного змея, хорошо?
Вообще-то она планировала немного поработать над книгами. Но идея замечательная. Не оставлять же Робби сейчас одного! Ведь мальчик так ей верит. Интересно, почему он не рассказал обо всем отцу?
Все, казалось бы, сделала правильно. Откуда же тогда это чувство вины? Уже давно закончился обед. Робби отправился спать. А она продолжает мучиться безотчетными тревожными раздумьями.
Какая беспокойная ночь! По радио обещали дождь еще с утра, но только сейчас, когда сгустились мрачные сумерки и подул холодный пронизывающий ветер, с неба хлынула водяная лавина. Струи выбивали по оконным карнизам оглушительный ритмичный стук.
Заниматься учебой при таком шуме совершенно немыслимо. Невозможно сосредоточиться, когда вокруг бушует стихия. К тому же эти мысли о несчастном маленьком мальчике… Тогда уж лучше спуститься в гостиную. Филипп, наверное, работает в своем кабинете. Что тебе важнее. — мысленно спросила Линда: единственный ребенок или очередная книга?
После приезда сына Филипп совсем замкнулся в себе. Почему? Напрашивалось такое объяснение: Робби-живое напоминание о Доминик, и его образ возвращает боль былой утраты. Но ведь дело касается судьбы маленького мальчика.
Он такой ранимый.
Линда вздохнула и уткнулась лицом в мягкую обивку кушетки. Лучше бы было вообще никогда не приезжать сюда. Отныне она уже никогда не сможет забыть дом на берегу и Филиппа Уорнера.
Послышался легкий шорох, девушка резко подняла голову и встретилась глазами с хозяином дома. Он стоял в дверном проеме на пороге своего кабинета.
— Какой горестный вздох… У тебя проблемы?
— Проблемы? Да нет, все в порядке, — отозвалась Линда.
— А, значит, учишься вздыхать на тот случай, если они появятся? Понятно… — Вновь на лице мужчины появилось прежнее скептическое выражение, а губы насмешливо изогнулись.
— У кого проблемы, так это у Робби, -высказалась наконец Линда, совершенно забыв о своем твердом намерении заниматься только своими делами.
— Я не понимаю, о ком идет речь, — холодно заметил собеседник.
Ах, он, видите ли, не знает, о ком речь! Просто зло берет!
— Роберту нравится, когда его зовут Робби, -заявила Линда со всей возможной надменностью в позе, голосе и выражении лица, на какую только была способна.-Друзья называют его именно так.
— Прекрасно, -заметил Филипп и подошел ближе, предварительно плотно закрыв за собой дверь кабинета.
Дурное предзнаменование! Вея храбрость Линды вдруг куда-то исчезла.
— Ну, если у моего сына есть имя, которое ему нравится, и он считает тебя своим другом, то о каких же еще проблемах может идти речь?
Он шел прямо на Линду, плавно, не спеша, с грацией большого кота. В комнате горели лишь две лампы, и золотистые глаза Филиппа таинственно блестели в их приглушенном свете.
— Почему… почему бы тебе не спросить у него?-торопливо заговорила девушка. — Он все — таки твой сын.
— Но я спрашиваю тебя. — Интонации его голоса приобрели некоторую мягкость.-Ты сидишь здесь, погрузившись в себя, вздыхаешь. И, естественно, я хочу знать почему.
— Он не любит школу!-выпалила девушка срывающимся голосом.-Там над ним издеваются.
— Хулиганы?-Темные брови Уорнера сердито сдвинулись. Линда нетерпеливо замотала головой.
— Нет, с ребятами все в порядке. Все дело в новом учителе физкультуры. Похоже, он считает Робби тупицей. Этот мистер постоянно кричит на мальчика, заставляя его чувствовать свою неполноценность .
— Вероятно, разговаривать по-другому он не умеет, -холодно отозвался Филипп.-Насколько я помню, учителя физкультуры всегда выкрикивают свои указания, если не используют свисток.
— Все не так просто. Что же это за указания, которые мальчика ставят в унизительное положение?
— Роберт не несчастен, — решительно заявил Уорнер.
— Откуда тебе знать? Ты безвылазно сидишь в своем кабинете. А он несчастен, оттого что ему придется возвращаться в школу.
— Перестань!-резко оборвал Филипп.-Тебя это не касается.
— Хорошо, я перестану, — взорвалась девушка.-Но только потом не вини никого, кроме себя, в том, что ты теряешь связь с сыном. Если бы вы с ним были более близки, Робби пошел бы к тебе, а не ко мне. И хоть я здесь человек посторонний, мне хорошо известно, что творится в душе мальчика. Будет хуже, если Робби замкнется в себе. Живешь, ничего не замечая вокруг. Ты совершенно непробиваем!
— Замолчи!
Вид у него в этот момент был такой, что Линде хотелось одного — убежать, скрыться. Но она осталась там, где стояла. Он не терпит никаких возражений! А разгневанный Филипп тем временем подошел, сжал сильными руками плечи своей несчастной оппонентки и встряхнул так, будто надеялся одним этим жестом образумить ее и заставить поменять ненужные ему показания.
Однако, кажется, не только тяга к справедливости руководила им. С чего бы ему так крепко прижимать к себе «адвоката» сына? Та только беспомощно барахталась в его железных объятиях.
— Значит, я непробиваем?-переспросил Филипп.-Да у меня другого выхода нет! Я должен быть таким, чтобы находиться с тобой в одном доме.
— Я уеду!-простонала Линда, изо всех сил пытаясь вырваться.
— Нет, не уедешь. Ты останешься, но будешь вести себя нормально. Ты, кажется, говорила, что нужна Робби. Так вот, Белинда, тебе придется стать более покладистой.
Линда открыла было рот, чтобы воспротивиться употреблению ненавистного имени, но… Губы Филиппа прильнули к ее губам, что, естественно, совершенно изменило дислокацию противоборствующих сторон.
Линду охватил безотчетный страх, когда она всем телом ощутила опасную близость разгоряченного мужского тела. Этого не должно быть, обреченно подумала девушка. И тем не менее застыла, не двигаясь, не предпринимая попыток к сопротивлению.
Даже в своей нарастающей панике девушка интуитивно чувствовала, что он сам себя презирает за собственную невоздержанность. И остановила его лишь смиренная податливость женского тела. Линду целовали не первый раз, но никогда еще поцелуй не был таким «взрослым», а близость мужчины такой обжигающей.
Когда они целовались с Дэйвом, это казалось очень забавным, и обычно все заканчивалось смехом. Сейчас Линде было не до шуток. Она успела почувствовать острый вкус настоящего поцелуя и будто вся растворилась в этом. Такого никогда раньше с ней не бывало.
Еще секунду Филипп сжимал дрожащее тело девушки, но потом со стоном выпустил ее, осторожно отстранил от себя — Не жди извинений, — послышался его низкий голос. Сине-фиалковые глаза в изумлении расширились.-Ты вмешалась в то, во что не имела права вмешиваться, да еще устроила мне нагоняй. Пойми, что ты здесь временный человек. Вот возьмешь бросишь все и уедешь. Похоже, ты подружилась с Робби и, может быть, даже будешь ему писать. Но ты не сможешь изменить ' ни мою, ни его жизнь. Запомни это и сделай соответствующие выводы.
Минуту потрясенная Линда смотрела на него, чувствуя, как разрастается в ней непонятно откуда взявшаяся боль. Человек намеренно хочет ее ранить, он просто задался целью обидеть ее так, чтобы разом положить конец их отношениям.
— Я понимаю тебя, Филипп Уорнер, и постараюсь сделать для себя необходимые выводы, — еле слышно проговорила она, -Тебе не следует волноваться: временный жилец уйдет из твоего дома и из твоей жизни раньше, чем ты предполагаешь.
Сказала и вышла из комнаты, надеясь только на то, что со стороны не заметно, как дрожат ее колени. Взбежала по лестнице наверх, закрылась в своей комнате и остановилась у зеркала, удивленная тем, что не плачет. Странно, ведь этот беспардонный, красивый, самоуверенный, умный человек обращается с ней так, как никто и никогда не обращался. Были бы сейчас слезы-может быть, хоть стало бы немного легче на душе…