Маркин чувствовал себя великолепно в новой компании, и все-таки он был немножечко разочарован… Дело в том, что Леня жаждал увезти из Коктебеля запас пикантных литературных новостей, но литераторы предпочитали говорить о чем угодно, но только не о делах литературы; он надеялся услышать и, запомнив, привезти домой несколько модных идей и мудрых изречений, но, вместо мудрости, литературная братия расточала шутки, смех и анекдоты; он мечтал оказаться участником романтичных ночных пирушек где-нибудь на палубе судна, в открытом море, при свете луны и под звуки джаза, но литераторы самым скучным образом довольствовались «сухоньким» где-нибудь в кафе, а то и прямо на пляже, и о ночных пирушках никто даже речи не вел; он мечтал, наконец, увидеть здесь, в среде богемы, красивых юных дев, но, к величайшему удивлению своему, не встретил ни одной. Лишь выяснив у Аллы, что заработок литератора, даже наиболее известного из них, во многом зависит от случая и в целом значительно ниже его, кандидатской, зарплаты, Маркин понял свое заблуждение и с тех пор преисполнился чувством превосходства от сознания, что он — ученый, а не служитель муз. «Да, красивая жизнь у каждого в душе», — сказал себе Маркин и пошел на городскую танцплощадку, пошел не только танцевать и веселиться, но и в тайной надежде найти то «мимолетное видение», с которым он встречался на банкетах и которым он желал теперь владеть. И он нашел, ибо «ищущий да обрящет», как сказано в писании…
Представьте себе молодую, изящную женщину, провинциалку, впервые попавшую на южный курорт. Дома у нее остался муж, которого она не любит, и любимый сынишка, мешающий порвать ненавистные узы супружества. Представьте далее, что эта женщина по натуре своей жизнерадостна, весела, любит эстрадную музыку и замечательно хорошо поет и танцует. И вот, очарованная южной экзотикой, словно зовущей к счастью и любви, она встречает человека, который любит то же самое, что любит она, человека, внешний облик которого как нельзя более выражает ее идеал мужчины: он высок, широкоплеч и, несмотря на некоторую полноту, довольно статен; и у него такая обаятельная, покоряющая улыбка, — стоит ли удивляться, что эта женщина влюбилась в родственную душу, а родственной душой был, разумеется же, Леня Маркин… Да разве наш герой не достоин любви? Хотел бы я посмотреть на женщину, которая, однажды оказавшись в щедрых объятиях Маркина, устояла бы перед ним…
Леня Маркин тоже страстно увлечен был молодой провинциалкой. Его талант гитариста, любимые эстрадные песенки, которые она и он распевали в компании своих мимолетных приятелей, ежедневные танцы, интимные разговоры тет-а-тет на лавочке в ночной благоухающей тиши, а главное, психологический настрой влюбленных, — сделали необходимое дело, и в ускоренном темпе пройдя все фазы любви, они зажили счастливой жизнью молодоженов.
— Моя жена Таня, — представляя на пляже свою подругу литературной братии, блаженно улыбался Леня.
И литераторы, проницательно поглядывая на розовеющую от всеобщего внимания Таню, со вздохом отвечали ему:
— От души вам завидуем, Леонид Сергеич…
И только поэтесса Алла, дотоле дарившая его своею откровенностью, утратила вдруг всякий интерес к нему…
Насмерть рассердившись на жену за бесконечные попреки, Леня Маркин, отправляясь к морю, сиял обручальное кольцо с правой руки и надел его на левое, но, к чести своей, перед Таней он не стал разыгрывать разведенного мужа и в самом начале знакомства признался ей в истинном своем семейном положении. Но Таня, как все влюбленные, смотрела на отношения с любимым человеком сквозь розовые очки, и ей, охваченной радостью настоящего большого чувства, будущее рисовалось как непрерывное движение к счастью: Леня, приехав домой, во всем признаётся жене, и они разводятся; получив согласие на развод, он дает телеграмму Тане, и Таня, поступив точно так же, забирает сынишку и едет в Москву, чтобы навсегда соединиться с любимым… В том, что Леня испытывает такое же глубокое, всепоглощающее чувство, какое испытывает она сама, Таня даже сомневаться не могла, и мысль о том, что он, ее родной, любимый Леня, сделает все возможное и невозможное, чтобы никогда не расставаться с ней, казалось ей такой же истиной, как то, что снег белый, а трава зеленая, — известно ведь, что всем влюбленным свойственно желаемое выдавать за истинное. В общем, если чувства Тани выразить одним, двумя словами, то это были «восторг и упоение»; что же касается чувства Маркина, то его вернее было бы назвать удивлением с большой буквы. Наслаждение, которое он получал от молодого, страстного тела, настолько ошеломило его своей неожиданностью, что он, радостно смеясь в душе, уподобил себя тому простаку, много лет уже женатому, который лишь случайно узнал об удовольствии раздеть вначале жену, прежде чем укладываться с нею спать… И когда он окинул мысленным взглядом прошлые годы своей супружеской жизни, она показалась ему невыносимо банальной и пресной.