Как вы убедились, чувства Лени Маркина и Тани были несколько различны, но взаимное сближение обоим доставляло радость, а в радости дни похожи на мгновенья: влюбленные и оглянуться не успели, как пришла пора расставания… Перед разлукой грустное, тревожное чувство вдруг охватило Таню, ибо ей хотелось вновь услышать от любимого слова признании, под влиянием страсти первых встреч срывавшихся с уст нашего героя, но Леня Маркин, расточая комплименты ее красе, о любви своей не говорил ни слова. И тогда, забыв о женской гордости, встревоженная Таня спросила у него:
— Милый, скажи, ты… ты любишь меня?
— Конечно, — улыбаясь, ответил Леня Маркин, но тон, которым он ответил, не успокоил Таню.
— Ты любишь меня так же, как я тебя?
И Маркин, не желая лгать и притворяться, сказал с добродушной усмешкой:
— Ой, Таня… К чему эти детские вопросы?..
— Детские вопросы? — переспросила Таня, со слезами на глазах вглядываясь в Леню Маркина. — Ты называешь это детским вопросом?
— Ну, Танечка, успокойся. Ведь мы же взрослые люди, и мы должны трезво смотреть на вещи… Мы были вместе, нам было вместо хорошо, приятно… Но стоит мне и тебе вернуться домой, и, уверяю тебя, наш роман начнет забываться, как забывается приятный сон, и это естественно: человек живет настоящим…
— Как можешь ты так говорить? — глотая слезы и комкая в руках платок, спрашивала Таня. — Разве ты не видишь, не чувствуешь, как я люблю тебя?.. Ты — моя первая и навсегда единственная любовь, понимаешь ты это?.. Мысль о том, что я… я могу лишиться тебя, приводит меня в ужас, потому что ты — смысл моей жизни. Я… я не могу без тебя. — И она зарыдала.
И, тронутый такой бескорыстной преданностью Тани, польщенный Леня Маркин начал утешать ее:
— Ну, успокойся, успокойся. Я ведь ничего обидного не сказал тебе… Конечно, мы будем вместе. Но сперва мне нужно утрясти свои семейные дела. Развод — не такое простое дело, тем более что у меня — взрослый сын. Но я постараюсь… Рано или поздно я добьюсь развода. А пока нам придется встречаться украдкой. Ты ведь сможешь наезжать, хотя бы изредка, в Москву?.. Ну, и чудесно. А я возьму командировку и приеду к тебе… Мы обязательно будем вместе. Ну, иди ко мне, моя хорошая…
И, заключенная в жизнерадостные объятия Лени Маркина, доверчивая женщина нашла блаженное успокоение на его широкой груди…
Леня, у которого кончался отпуск, уезжал на два дня раньше, и, прощаясь с ним у турникета, Таня не замечая скопления чужих людей, бросилась к нему на шею и осыпала дорогое для нес лицо жадными, порывистыми поцелуями. А когда он пошел и, оглянувшись из толпы, с улыбкой помахал ей рукой, она, одновременно плача и смеясь, крикнула на весь аэропорт: «Милый, я люблю тебя!» — чем доставила невыразимое удовольствие Маркину, гордому от сознания, что окружающие видели и слышали, как он любим красивой, элегантной женщиной.
Весь аэропуть до Москвы он пребывал в отличнейшем настроении, и порой, когда он мысленно возвращался к упоительным часам интимных встреч с красивой Таней, счастливая улыбка мелькала на его больших, добродушных губах.
…Но вот он возвратился в НИИ. Бодрый, цветущий здоровьем, с красивым золотистым загаром на полном лице и веснушчатых руках, он вошел в лабораторию и словно внес с собою запах моря, солнца и веселое приволье курорта. И коллеги, даже те из них, кто в недавнее время имел обиду на него, встретили Маркина с таким радушием, с каким встречают родного человека после долгой разлуки, — да и то сказать: можно ли долго обижаться на такого простодушного парня?..