Бросив три-четыре беглых вопроса о делах и убедившись, что в его отсутствие не случилось никаких ЧП, Леня Маркин ударился в воспоминания о днях, проведенных в Коктебеле, с упоением доказывая преимущества и прелесть поездки на юг одному, без жены… Чуть позднее, оставшись в окружении мужской компании, Леня Маркин прозрачно намекнул, что интересы, пищу для которых он нашел на коктебельском побережье, носили не только эстетический и платонический характер, и, многозначительно улыбнувшись, стал вдохновенно пропагандировать взгляд знакомого философа-эссеиста о том, сколь необходимо и полезно научному сотруднику для стимулирования творческой его активности иметь молодую любовницу… И уж вовсе узкому кругу — близким друзьям — поведал наш герой о романе своем, присовокупив при этом столь фривольные подробности, что услышь его в эту минуту Таня — от любви ее не осталось бы и следа. Но ведь Маркин рассказывал об этом самым-самым близким друзьям, а Тани рядом не было…
Независимость, которую вкушал Леня Маркин, отдыхая в Коктебеле, настолько пришлась ему по душе, что, возвращаясь домой и не чувствуя к жене ни грамма прежней любви, он решил в отношениях с ней сохранить статус-кво. В день приезда, когда к нему на шею радостно бросился сын, скучавший без папы, Леня Маркин, приласкав его и одарив коллекцией разноцветных камушков, мог бы с тем же светлым чувством подойти к жене, вышедшей из кухни, — и примирение бы состоялось, — но он лишь сказал: «Здравствуй» — и прошел в свою комнату, холодно храня молчание. Справедливости ради следует сказать, что и Нина, из гордости, ей присущей, не очень-то стремилась к примирению. Защитив диссертацию, она была теперь доцентом и, в пику мужу, хотела доказать, что она преотлично может прожить и без него, — вот почему пристань супружеской жизни Маркиных стала трещать по всем швам, что было как нельзя более кстати для Маркина, ибо он имел полнейшее моральное право располагать собой по собственному усмотрению. Он участил свои поездки на теннисный корт, что дало ему возможность расширить круг своих знакомств среди таких же, как и он, веселых, независимых людей; все свободное время он проводил теперь с новыми друзьями: на корте, танцах, эстрадных вечерах, изредка — в ресторанах, но чаще — на чьей-нибудь квартире или холостяцкой даче, — и как же это было здорово, вернувшись за полночь домой, а иногда заночевав в веселой компании, ни перед кем не держать ответа.
Одним словом, Леня Маркин чувствовал себя вполне холостяком, а в холостяцкой жизни, что бы там ни говорили, есть своя прелость. Однако имеет она и свои недостатки: так Маркин, которого жена решительно сняла с довольствия, вынужден был сам готовить себе завтраки и ужины, стирать исподнее белье и гладить брюки, но Леня, прекрасно зная закон отрицания отрицания, понимал, что за всякое удовольствие надобно расплачиваться неудовольствием, и стоически сносил эти мелкие неудобства.
Естественно, что, раз вкусивши прелесть от общения с молодой, красивой девой, Леня Маркин устремил свою энергию на поиски Таниной преемницы, и она довольно скоро была найдена. Новая подруга Маркина не уступая Тане в привлекательности, имела перед ней одно неоспоримое преимущество: она была разведенка и как человек свободных взглядов не докучала Лене пошлыми мольбами о выдаче ей векселей на совместную жизнь, скрепленную узами Гименея.
Короче говоря, блаженство райской жизни вкушал наш герой и, понимая, как много он обязан Тане, впервые отворившей для него врата в неведомый чувственный рай, благодарил ее в душе.
А далекая Таня тем временем слала письмо за письмом любимому человеку. В первом послании своем, исполненном надежд и связанных с именем Лени радостных воспоминаний, она писала, что произвела настоящий фурор на службе: все твердили в один голос, что она помолодела после юга, похорошела и вообще — вся расцвела. «И этим, — признавалась Таня, — я обязана тебе, мой милый…» Попутно она сообщала, с каким огромным трудом, проявляя поистине актерские таланты, удается ей сокрыть от мужа радостные чувства свои и, изображая из себя больную, хранить любимому Лене верность…
Во втором письме, не дождавшись ответа на первое, встревоженная Таня засыпала его вопросами: не болен ли он, ее Леня? не случилось ли с ним что-нибудь? — и выражала опасение, что он не получил ее письмо. Она писала, что страдает, беспокоясь за него, что потеряла аппетит и начала дурнеть… И умоляла, чтобы он ответил ей хотя бы строчкой…