Главный кивнул Захару Кузьмичу:
— Садись, Кузьмич. — И к Потапову: — Пришлось вот извиняться перед товарищами. Триста километров по бездорожью на низких сиденьях! Ну, неужели нельзя было сена организовать?
— Ящур же…
— У соседей могли бы взять.
— Так ведь и у них ящур. — Потапов единственным своим глазом хлоп-хлоп.
— Гм… Надо было тогда в райцентре заночевать. Это вы могли устроить?
— Дом-то приезжих всего на двадцать мест…
— Захотели бы — нашли где устроить. В школе какой-нибудь… — Глаза главного перескакивают со стола на Потапова и обратно. — Нехорошо, товарищ Потапов, нехорошо. За следующей партией поедете, учтите это…
— Нет, это возмутительный человек! — задергался на стуле босоголовый. — Я считаю, что ему вообще нельзя поручать такие ответственные дела. Представляете: ночь, ветер, люди продрогли, шоферы вторые сутки за рулем. Каждую минуту жди аварии. Говорю этому товарищу: «Давайте где-нибудь заночуем», а он и слушать не хочет, да еще, знаете ли, грубит. — Складка на шее босоголового набрякла краснотой. — А сам-то, между прочим, всю дорогу в кабине ехал, а мог бы, кажется, и женщине уступить.
Захар Кузьмич поморщился: «Вот ведь ляпнул, а того не знает, что у Потапова поясница на фронте автоматом прошита…»
Главный смолчал. Дакнул только, упершись глазами в стол, потом сказал похмуревшему Потапову:
— Я вас прошу: тех, кто поедет в третье отделение, проводите в столовую. А товарищи из института пусть еще немного подождут…
Босоголовый кивнул:
— Да-да, наши подождут…
Потапов поднялся тяжело, из кабинета побрел — ноги, будто костыли, ставит.
— Так вот, Кузьмич. — Главный провел пятерней по своим непокорным волосам. — Даем тебе людей. Люди серьезные. Из научного института, машиностроители…
«Строители, значит… Хорошо». — Захар Кузьмич довольно кашлянул.
— Первым делом всех накормить, устроить с жильем…
— Только учтите, — вдруг крутнулся к Кузьмичу вместе со стулом босоголовый и лицом оказался мал, у Федора-кузнеца кулак больше. На глаза виснут брови сажной черноты. — Оклады наших сотрудников в основном небольшие… У всех семьи, расходы, сами понимаете. А при выезде на село нам ведь только половину оклада сохраняют… — Брови у босоголового то и дело по лбу елозят. — Так что я настоятельнейшим образом прошу вас, Захар Кузьмич, создать нашим людям необходимые условия… Конечно, я не говорю о полной компенсации, но все же…
Захар Кузьмич крякнул: «Условия им подай… Нам-то кто условия создает?» Вслух же сказал:
— Расценки у нас одни. На свекле, к примеру, по три рубля зарабатывают бабы, на сене — два — два с полтиной.
— Ну что ж, это не так уж и плохо…
Главный впился глазами в институтского:
— Вообще-то самые большие заработки у нас на строительстве — четыре-пять рублей в день. Режет нас строительство. — Главный улыбнулся с хитрецой. — Так как, если мы из ваших бригадку сколотим? Нам — во как! — нужно выстроить две клуни — так у нас зернохранилища называют…
Институтский отвалился на спинку стула, ноги протянул под стол:
— Но ведь постановление исполкома обязывает использовать нас на уборке кормов непосредственно. Вам не нагорит?
— Нагореть-то, может, и нагорит, да не в этом дело… Виды на урожай большие в этом году. А зерно у нас семенное, на элеватор не повезешь. Не построим клуни — пропадет зерно… Так как?
— Ну что ж… Думаю, люди с удовольствием пойдут на стройку…
Главный обрадовался:
— Вот и хорошо… А куда остальных, Кузьмич? На сенокос?
— Люди нужнее на свекле. Да и заработки там выше.
— Так и порешили. — Главный встал, за ним — институтский. — А сейчас, Кузьмич, собирай народ и веди в столовую. У кого не окажется денег, — кормить в кредит… И наряды сегодня же оформи…
— Сделаю…
Институтский поглядел на Кузьмича с недоверием, сказал агроному:
— В случае каких-либо неурядиц я уж к вам…
— Пожалуйста. Звоните, заходите…
Из кабинета Захар Кузьмич с босоголовым пошли вместе. Институтский ростом пониже, по виду ровесник Кузьмичу. «Ишь как он печется о своих», — покосился на старшего управляющий.
В коридоре люди спят вповалку. На дворе народ поредел, а галдежу не меньше. Усмотрев старшого, все двинулись навстречу, его и Захара Кузьмича со всех сторон обтеснили. Девки чистолицые, аккуратные, так и зыркают глазищами, и под зырканье это Захар Кузьмич стушевался, вспомнил, что щетину не сбрил с утра, что костюмишко, который уж сколько раз надевать зарекался, маслом, бензином пропах.