— Захар, Митька-то все по улицам гоняет, книжку в руки не берет. И теперь на улице. Прибежал под вечер, хлеба краюху схватил да в ночное умотал…
— А пустила зачем? — присупил брови Кузьмич.
— Удержишь его, как же…
Митьку в шестом на осень оставили. У Захара Кузьмича трое детей. Старшего приняли в институт на механика, другой год стипендию получает. Средняя, Мария, в мать деловитая — отличницей идет с первого класса. И только Митька, шалопай, — в кого и пошел? — с двоек на тройки перебивается. Оттого, может, что нет за ним отцовского глазу? А жену укорил:
— Балуешь парня. Для дома палец о палец не ударит… Завтра же, чертенка, на свеклу погоню. Пусть-ка спину погнет. Сам за книжки попросится.
— И то пора тебе самому за него взяться. — Жена кончила катать, приподнялась было с колен, охнула: — Ревматизм проклятый!..
— Что тебе, на столе места нету?
— Да просторней тут. — С четверенек встала, короткая, тяжелая, но на вид не старая еще. Скрутки половичные, валек, скалку сунула под печь. — Сейчас руки умою и соберу. Пирог нынче с рыбой…
— А Мария где?
— В кино с девчонками убегла…
Вдруг со двора донесся бабий вой, смешался с топотом ног в сенях, кто-то громыхнул ведром, и в раскрытую дверь ворвалась соседка Настя, в мокром по пояс платье, раскосмаченная, на бледном лице дикие глаза. Сквозь вой закричала с порога:
— Захарушка! Ради бога, спаси! Катька в речке утопла!
Захар Кузьмич, как был без сапог, в майке, мимо Насти мотнулся к ИЖу. И пока заводил, от крыльца уши сек надрывный вой:
— …век за тебя молиться буду-у!..
Тут еще жена не ко времени:
— Возьми хоть кусок пирога. Кто знает, сколь там пробудешь?
— В месте котором, Настя? — крикнул Кузьмич.
— Ой! У затопленных огородов… Ой, доченька родная моя!
Когда вытащили на берег Катьку, голубую в лунном свете, пузатую, Захар командовал, куда и как ее половчей уложить, качал напеременки с Федором-кузнецом обмякшие Катькины руки, зло покрикивал на зевак, чтоб не застили Катьке воздух, не забывал покрикивать, чтобы крепче держали мать, прибежавшую с воплем осиплым, — и потому только, что споро, моментом все слажено было, Катьку откачали, и отвез их Кузьмич, дочку и мать с ней в обнимку, домой…
В селе секретов не бывает. Наутро в конторе схватились мужики с Захаром Кузьмичом за наряд институтским на клуни.
Дед Степан, который и нужника в одно очко — вторая неделя пошла — сколотить не может, тут, ободренный недовольством, разошелся вовсю:
— Своим не хошь копейки лишней подбросить, а энтим тышши кидашь? Ай у нас своих мастеров нет? Ай мы без них клуни не сладим?!
— Где они, мастера-то? — кинул из-за стола Захар Кузьмич.
Рабочие, прицепщики загудели:
— А хоть бы и взялись!..
— Да за такой-то наряд!
— Взялись бы. Посля работы, в выходные…
— Так вам рабочком и разрешил, — угрюмо кинул управляющий.
— Разрешил бы. Директору бы только сказать…
Из дымного угла двое шабашников со стройки моста друг перед другом надсаживаются:
— Мост тебе что? Клуня?!
— Пошто нам клуни не дал?!
— …а плата одна? Не согласны мы. Гони, коли так, и нам прибавку!
— Нет, ты ответь, ответь, пошто нам клуни не дал?
— Мост к уборочной нужней, потому и не дал, — Захар Кузьмич мрачнеет, а толкует ровно, хоть на горло и он брать умеет.
— Ишь, как он свой интерес блюдет! — Дед Степан протиснулся к самому столу, чтоб ловчей перед носом Кузьмича руками махать. — А ты об народе подумал?! Об нем вот, — ткнул дед в грудь прицепщика Андрея. — Пятерых ребятишков мужику прокормить надо, а сколь он на сенокосе заробит? Два рубли? Чо на них купишь, на деньги на энти? Аль не можно было, кабы захотел, мужиков поснимать с сенокоса да на клуни послать? А городские пусть бы на косилках задницы потрясли. Они, чай, не на стройку — корма заготовлять присланы…
Прицепщики, рабочие опять загудели — согласны с дедом. Трактористы только помалкивают.
Степан Иваныч, агроном, вскочил со стула:
— Что ты, дед, городишь?! Неужели городские лучше наших мужиков на сенокосе сработают? Или, может, наши лучше их, инженеров, клуни построют?
— А может, и так! — Дед Степан взморщил лоб и затряс седой головенкой. — Чай мы тоже не дурные, понимаем, что к чему…
Затренькал телефон. Захар Кузьмич поднял трубку, послушав, бросил на место.
— Директор вызывает. — Степану Иванычу наказал: — Институтские девчата соберутся — на свеклу посылай. — И, понурый, подался к дверям.