…Коротко сказать, когда Вадим, в преддверии пятого, последнего, курса, взвешивал свои возможности выбраться в молодежные лидеры, он посчитал, что перечисленные выше «минусы» его — невзрачная внешность, скрытность характера и отсутствие ораторских способностей — не могут быть большим препятствием в замысленном, поскольку эти минусы перекрываются, по крайней мере, двумя существенными «плюсами» — всеми признанной демократичностью и особыми, умиротворяющими свойствами голоса, бывшими, как он сам полагал, проявлением некоторого гипнотизма его натуры. Обладал ли он хоть малой толикой гипнотизма в строгом смысле этого слова, сказать затруднительно, но одно несомненно: когда, еще на первом курсе, Вадика избрали в комсомольское бюро, то он хотя и не снискал особенной любви у молодежи, но авторитет имел — как парень деловой, сдержанный на болтовню (он вел идеологический сектор) и великий мастер улаживать самые каверзные конфликты. Так что шансов было у него вполне достаточно, чтобы толкнуть свою кандидатуру в комсомольское бюро; нужно было только отыскать хороший, убедительный предлог для этого. В прошлый раз, когда первокурснику Вадиму нужно было, для получения повышенной стипендии, попасть в комсомольские вожаки, он это сделал просто: взял слово на предвыборном собрании и выступил с коротким, дельным предложением: «А почему бы нам рядом с Красной доской Почета не повесить черную доску — для сачков и двоечников?» — зал ему ответил взрывом аплодисментов, и этого оказалось достаточно, чтобы при выдвижении в бюро назвали его имя. Однако во второй раз на подобный номер рассчитывать не приходилось: ребята повзрослели за четыре года жизни и на мякине их не провести. Вот почему Вадим так тщательно готовился к собранию, взвешивая свои «за» и «против» и обдумывая тему, которой можно так заявить себя с трибуны, чтобы попасть в бюро наверняка… И вдруг, буквально за несколько дней до собрания, когда необходимая идея почти уже сварилась в голове Вадима (он хотел призвать к крестовому походу против студенческих «стиляг», в подражание западной молодежи, рядившейся в те годы в кричаще-яркие одежды), глупая, досадная случайность смешала все его карты.
Только что прозвенел звонок после первой пары «Технологии стройпроизводства», и студенты, оглушив преподавателя шумом голосов, ринулись за дверь размяться и подымить сигаретами, когда к Вадиму быстро подошли секретарь курсового бюро Замараев и длинноногий, тощий, как жердь, Жорка Селиванов, у которого глаза горели каким-то странным, фанатичным светом. «Такое дело, — сказал Вадиму Замараев тоном озабоченным и вместе воодушевленным. — У Жорки интересная идея родилась: написать в Москву, чтобы весь наш выпуск… ну, кто пожелает, конечно… направили по комсомольским путевкам в Казахстан». «Понимаешь, — тут же насел на Вадима Жорка, весь дергаясь от возбуждения, — открываю вчера «Комсомолку», вижу: «Казахстан — грандиозная стройка семилетки!» В Темир-Тау Казахстанская Магнитка строится, в Павлодаре — комбайновый завод, в Джезказгане, Балхаше, Кустанае — гигантские рудники!.. И тут меня как стукнуло — махнуть всем выпуском на стройки Казахстана! Ведь там строители, архитекторы до зарезу нужны!.. А, как ты считаешь?..» — «По-моему, дело стоящее», — помедлив, сказал Вадим своим спокойным, глуховатым голосом и, чувствуя наплыв пока что бессознательного раздражения на Жорку, добавил мысленно: «Чтоб тебя перевернуло да блызнуло, дубина ты стоеросовая!» «Так ты давай, Вадим, — весело сказал Замараев, — опроси ребят своей группы и составь список добровольцев. Лады?» — и он шмыгнул, вместе с Жоркой, по коридору дальше, обрабатывать других комсоргов.