— Шон Гэрит просто не в моем вкусе. Разве такое невозможно?
Пэм снова засмеялась:
— Если ты женщина, то он не может не быть в твоем вкусе.
Блэр внимательно посмотрела на располневшую подругу. После каждых следующих родов она все прибавляла в весе, и теперь ее уже, пожалуй, нельзя было назвать симпатичной толстушкой.
— Если ты так очарована Шоном Гэритом, то почему ты вышла замуж за Джо? — поддразнила она подругу.
Пэм только руками развела.
— Потому что Джо любит меня такой, какая я есть. — Ее глаза счастливо заблестели. — И пусть так будет всегда, — добавила она и преувеличенно вздохнула. Ее кожа, которую ей хватило ума не подставлять постоянно солнцу, оставалась светлой и нежной. Волосы Пэм уложила на затылке в некоторое подобие пучка, из которого выбивались непокорные пряди. Казалось, что эта прическа выражает жизненную философию этой многодетной матери. Пэм выглядела счастливой и полностью удовлетворенной, и Блэр вдруг позавидовала ей.
— Я знаю, что, по твоему мнению, я распустилась, — Пэм всегда была честной. — Я знаю, что стала как корова и совсем не напоминаю ту стройную танцовщицу, которая сражалась с каждой калорией. Не думай, что я не завидую твоей изящной фигуре. И ты так молодо выглядишь. Да я просто зеленею от зависти. Стройные бедра, плоский живот, упругая грудь — это все для меня в прошлом. Но я счастлива, Блэр. У меня есть Джо и дети, и я люблю их. Я бы не поменялась местами ни с кем. И я не поменялась бы местами и с тобой, сколь бы успешной ни была твоя карьера.
Громкие голоса детей донеслись из гостиной. Эндрю не нравилось, как Мэнди выполняет свою работу. А Мэнди заявила, что брат должен просто оставить ее в покое, иначе она пожалуется маме.
— Ябеда-корябеда, — заверещал Эндрю. — Всегда ты ябедничаешь!
Но женщины едва слышали их. Блэр смотрела на свои руки, а на лице Пэм появилось какое-то беспомощное выражение, словно она чувствовала тревогу в душе подруги.
— Я не виню тебя за то, что ты не хочешь меняться местами с тридцатилетней женщиной без кола и без двора, да еще и с травмированными коленями, — с несчастным видом произнесла Блэр.
— С твоими коленями все будет в порядке, и очень скоро ты будешь снова танцевать.
— А если этого не случится? Что тогда?
— Тогда займешься чем-нибудь еще.
— Я ничего больше не умею, Пэм.
— Значит, чему-нибудь научишься. Господи, Блэр, ты красива и талантлива. Конечно, тебе тридцать. Для профессиональной танцовщицы это возраст, но ты можешь заняться еще множеством вещей. Просто тебе пока ничего не приходит в голову. Я уверена, что ты не настолько глупа, чтобы думать, что твоя жизнь кончена в тридцать лет только потому, что ты не сможешь больше танцевать.
— Но кончится жизнь, которой я хочу жить.
— Откуда ты знаешь, чего именно тебе хочется? Ты никогда не знала другой жизни. Судьба могла приготовить для тебя нечто замечательное, а ты даже не догадываешься об этом. Неужели ты думаешь, что в тот день в Центральном парке, заполняя протокол вместе с симпатичным полицейским по фамилии Дельгадо с темными бровями и очаровательным смехом, я знала, чем все кончится?
Твои колени тебя подвели, и, может быть, это самое лучшее, что случилось с тобой в жизни.
Блэр видела, что спорить бесполезно, поэтому она только похлопала рукой по пухлым пальцам Пэм и сказала:
— Может быть, ты и права, — хотя отлично понимала, что это не так.
С помощью Пэм им удалось за следующий час распаковать почти все коробки. Тем более что дети почти не мешали. Блэр послала старших детей отнести пустые картонные коробки в мусорные баки.
— А можно нам навестить Шона? — спросила Мэнди, старшая из девочек.
— Нет. Он, вероятно, работает в городе.
— Его грузовик здесь. И машина тоже, — вмешался рассудительный Эндрю.
Пэм только вздохнула:
— Ладно, идите, но только на минутку. — Несмотря на ее предостережение быть поосторожней на лестнице, брат и сестра бегом помчались по ступенькам.
— Ты очень нравишься Эндрю, — заговорщическим тоном сказала Пэм. — Он на днях спросил меня, считаю ли я тебя красивой. Обычно он не обращает внимания на женщин.