Стены были выкрашены в мягкий бежевый цвет, а оконные переплеты, двери, плинтуса и лепнина на потолке оставались белыми. Жалюзи закрывали широкие окна.
— Вы уже опробовали постель? — поинтересовался Шон, указывая на раскладной диван.
— Нет, — Блэр покачала головой. — Я все приготовила, но еще не ложилась.
— Надеюсь, что вам будет удобно. — Глаза Шона не отрывались от ее рта. — Когда я покупал мебель для этой квартиры, я хотел, чтобы все здесь было простым и удобным.
— Все просто замечательно. Мне нравится такая обстановка.
— Вот и хорошо!
Они долго смотрели друг на друга, а потом оба отвели глаза, испытывая чувство неловкости.
— Я очень сожалею о том, что случилось. — Только после этих слов Блэр подняла на него глаза. — Я хочу, чтобы вы поняли. Я не жалею о том, что видел вас обнаженной, что прикасался к вам. — Его голос звучал как музыка. — Я сожалею только о том, что вы почувствовали себя неловко. Я сыграл с вами злую шутку, и вы совершенно правы, что рассердились на меня.
Блэр постаралась не думать о том, что он ее видел и прикасался к ней, и сконцентрировалась на его чувстве вины и своем гневе. Как ему удалось найти к ней подход? Она заготовила для него настоящую отповедь, но как произнести ее теперь, когда Шон Гэрит стоит здесь с таким виноватым видом? Он украл у нее ее оружие — гнев. Вот и еще одна хитрая уловка.
— Вы правы. Вы просто вывели меня из себя.
— Я обещаю, что в следующий раз буду делать вам массаж только с вашего согласия. — Я…
Но Шон не дал ей объявить, что никакого следующего раза не будет.
— Какой странный снимок, — заметил Шон, заглядывая через плечо Блэр.
Блэр обернулась и поняла, что ее гость смотрит на фотокомпозицию Харви Эдвардса «Руки».
— Он неправильно стоит, — заметила Блэр. Она подошла к большой фотографии в медной рамке и повернула ее. — Вот так надо смотреть. У меня не было времени повесить.
— Да, понимаю, — кивнул Шон. — Интересная работа, правда?
— Мне нравится эта фотография, как практически все работы Эдвардса. Он замечательный фотограф. — На снимке была изображена вознесенная вверх балерина и мужские руки, поддерживающие ее гибкий стан. Руки словно излучали силу и какую-то глубоко скрытую чувственность. — Он всегда снимает танцоров. Вот это тоже одна из его работ. — Блэр указала на фотографию пары розовых растоптанных балетных туфель на черной полированной поверхности. — Эта работа называется «Балетные туфли».
— Он не слишком ломает голову над названиями, верно? — Блэр зачарованно смотрела на морщинки вокруг глаз Шона, появляющиеся, когда мужчина улыбался. — А у вас есть пара таких туфель?
Она рассмеялась:
— Сколько угодно!
— Как вам удалось научиться завязывать ленты вокруг щиколотки, чтобы они не развязывались при движении?
— Практика. И потом завязки должны быть правильно пришиты.
— Так ведь они пришиваются в мастерских, разве нет?
— Нет! Балерина должна обязательно сама пришить ленты, чужие руки могут принести несчастье.
— Я этого не знал.
Блэр и Шон обменивались этими сумбурными репликами и не сводили глаз друг с друга. Это был молчаливый поединок взглядов, когда каждый пытался узнать о своем собеседнике как можно больше.
Блэр рассмотрела, как непокорно растут его мягкие на вид волосы. Как усы чуть прикрывают верхнюю губу. И ямочка на подбородке становится последним штрихом в этом мужественном облике и напоминает восклицательный знак.
А Шон заметил, как нервно Блэр облизывает нижнюю губу. Как ее руки живут собственной жизнью, когда она жестикулирует. И какие длинные у нее ресницы. Когда Блэр прикрывает глаза, она становится похожей на куклу с огромными ресницами. Это так соблазнительно, но их обладательница этого даже не замечает.
— Вы проголодались?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Блэр словно плюхнулась с небес на землю. Она оторвалась от разглядывания Шона и вернулась к теме разговора. Ей потребовалось время, чтобы прийти в себя и собраться с силами, словно она и вправду упала с большой высоты.
— Мистер Гэрит, — начала она. — Идея поужинать с вами у вас дома не кажется мне особенно удачной. Я высоко ценю ваше приглашение, но боюсь, что ваше гостеприимство…
— Словом, вы не хотите чувствовать себя обязанной кому бы то ни было, — закончил за нее Шон.