— Ты все приготовил сам? — спросила она Шона, когда тот принес внушительных размеров кастрюлю и поставил ее на серебряный треножник.
Он пожал плечами:
— Да. Но я не каждый вечер так выкладываюсь, ты же понимаешь. Обычно я съедаю сандвич и запиваю его пивом, сидя на веранде, но сегодня особенный случай.
Пальцы Блэр нервно вцепились в спинку стула. Она не знала, надо ли ей реагировать на эти слова, но потом она решилась.
— Особенный случай? — переспросила Блэр.
— Мне так кажется. — Шон отодвинул стул и помог ей сесть. Блэр мысленно поблагодарила Шона. Ноги буквально не держали ее. Но Шон не спешил занять свое место за столом. Вместо этого он обнял ее, поцеловал в шею возле уха и негромко сказал:
— Совместные ужины могут войти у меня в привычку. — Его губы волнующе щекотали ее шею. Он поцеловал ее в ключицу, лаская нежную кожу языком. Потом Шон выпрямился, медленно провел пальцами за вырезом ее футболки и наконец сел на свое место.
Блэр пыталась прийти в себя, но мир уплывал у нее из-под ног. Она занялась салфеткой и долго разглаживала ее на коленях.
— Мне кажется, я недостаточно торжественно одета, — она спрятала босые ноги под стул. — Напрасно я послушалась твоего совета. Лучше уж я бы надела что-нибудь сногсшибательное.
— Ты одета как надо. Я просто пытаюсь произвести на тебя впечатление.
— Тебе это удалось. Где ты научился так накрывать на стол?
Он как раз выкладывал на ее тарелку рис и куриную грудку.
— Мне кажется, что я учился этому постепенно. Мои родители уделяли этому внимание. Всему, что я умею делать по дому, я научился у матери.
— Где живут твои родители?
— В Нью-Джерси.
Она передала ему корзинку с теплыми еще булочками, намазанными маслом, не забыв положить ароматный хлеб и себе.
— Чем занимается твой отец?
— Он на пенсии. — И Шон сразу же сменил тему, задав Блэр вопрос о ее семье. Они с удовольствием разговаривали и с удовольствием ели, и видно было, что им обоим оба этих занятия доставляют радость.
Когда Пэм впервые упомянула о Шоне Гэрите, Блэр представила себе малограмотного работягу, зарабатывающего себе на хлеб тяжелым физическим трудом. При первой же встрече ее мнение существенно изменилось. Когда Блэр увидела, как Шон отреставрировал дом, она поняла, почему дела его идут успешно. А во время разговора за ужином она узнала, насколько многочисленны и разнообразны его интересы. Шон Гэрит оказался человеком начитанным, образованным, умным и с чувством юмора.
Блэр наслаждалась беседой с ним и все-таки пыталась найти в этом человеке хоть какой-нибудь изъян, который оттолкнул бы ее, какой-нибудь тайный грех, который заставил бы ее удержаться от восхищения. Но ничего такого не оказалось. Со всех точек зрения перед ней сидел самый привлекательный мужчина из всех, кого ей доводилось встречать. Шон Гэрит буквально разрушал все устои, на которых всегда строилась ее жизнь. Его улыбка вызывала у Блэр желание одновременно и убежать от Шона подальше, пока еще не стало слишком поздно, и остаться рядом с ним, чтобы греться в ее теплых лучах.
Она решительно отказалась от предложенного десерта.
— Я же теперь не работаю по шесть часов в день. Мне придется следить за калориями.
Но она согласилась выпить чашку кофе со взбитыми сливками. Шон предложил выпить кофе на веранде, и Блэр с готовностью согласилась. Свет они не зажигали, уселись в глубокие уютные кресла с подушками. Бриз с близкого океана долетал до них сквозь сетку. На дубах верещали сверчки, а гудящие вентиляторы над головой пели свою убаюкивающую мелодию.
Блэр села поглубже на один из диванчиков и поджала под себя ноги. Она отпила глоток крепкого горячего кофе.
— Тебе нравится? — спросил Шон.
Она улыбнулась и облизала губы:
— Мне очень нравится.
Мгновение он молча смотрел на нее, потом негромко спросил:
— Когда ты начала танцевать?
— В четыре года — В четыре?! — изумился Шон.
Блэр рассмеялась:
— Именно тогда мама записала меня в танцевальный класс. На первом концерте я исполняла роль бело-розового кекса.
Шон фыркнул.
Как ему удалось вложить в простой смех столько сексуального подтекста, Блэр понять не могла Ей не нравилось, что в темноте веранды, где метались тени от вентиляторов, она не может уловить его взгляд. Она быстро заговорила, продолжая свой рассказ:
— И с тех пор я все время танцевала. Это больше, чем карьера. Это жизнь, но меня сможет понять только тот, кто сам танцует. Для нас для всех танец — это пища, сон, воздух. Мы можем обойтись без чего угодно, только бы заплатить за занятия. Когда мы не участвуем в шоу, мы работаем официантами, делаем все, что придется, только бы заработать на жизнь. Но мы никогда не приносим в жертву свои занятия танцами. Если кто-то получает травму, он не меняет профессию и ждет лучших времен. Мы ведем кочевой образ жизни. Именно поэтому нас называют перекати-поле. Мы все носим с собой в больших сумках пропахшие потом трико, заштопанные чулки, изношенные туфли, теплые гетры, притирки, мази, лосьоны — все, что нужно танцорам.