— Но ты же добилась успеха! Пэм рассказывала мне, что ты участвовала во многих шоу, практически никогда не оставалась без работы.
— Мне и вправду везло.
— Черта с два тебе везло. Ты просто хорошо танцуешь. В этом все дело.
Блэр улыбнулась:
— Я хорошо танцую, но мечтаю танцевать еще лучше.
— Неужели тебе никогда не хотелось расстаться с кордебалетом и стать звездой? — спросил Шон.
— Если бы ты услышал, как я пою, ты бы понял, что это иллюзия. Я не могу даже делать вид, что пою. Я годами брала уроки пени я и актерского мастерства, и мне пришлось признать всю тщетность моих попыток стать звездой. И как ни странно, я не особенно тогда расстроилась. Мне ведь не успех и не слава нужны, я просто больше всего на свете люблю танцевать. Мне хватало и того, что я была первой танцовщицей после Лайзы Минелли и произносила на сцене какие-то слова вроде: «Вот это супер», и тому подобные реплики из диалога.
— Ты заслужила награду, — со смехом заметил Шон. Но его глаза оставались серьезными. Он сосредоточенно крутил в руках чашку с недопитым кофе и вдруг безо всякого перехода спросил:
— Ты все время была на людях — репетиции, выступления. Но ведь ты же когда-то оставалась одна… Был ли кто-то у тебя, ты жила с каким-нибудь мужчиной достаточно долго?
Блэр молчала. Покажется ли ему год достаточно долгим сроком? Этот год разбил ей сердце. Радостных моментов в ту пору было немного, но они стоили того, чтобы заплатить за них такую цену. Она понимала, что хочет узнать о ней Шон. Его интересовало не только то, жила ли Блэр с мужчиной и был ли вообще мужчина в ее жизни. Гораздо больше ему хотелось знать, значил ли что-нибудь этот мужчина в ее жизни. И значит ли он что-нибудь сегодня?
— Да, — честно ответила она. — Я какое-то время жила с мужчиной. Его звали Коул Слэйтер. Но это было давно — несколько лет назад.
— И что? — задал вопрос Шон, когда Блэр замолчала.
— Ничего. И с тех пор я жила одна.
— Вот как! Ну что ж, понимаю.
Он, разумеется, ничего не понял, но Блэр не стала вдаваться в подробности.
— Я помогу тебе помыть посуду. — Блэр решила прекратить этот нелегкий для нее разговор. Ей не хотелось и сегодня уходить в прошлое, в свои воспоминания. Она встала и взяла свои чашку и блюдце, которые оставила на стеклянной столешнице плетеного стола.
— Так и быть, я согласен принять вашу помощь, мисс, — шутливо откликнулся Шон, направляясь следом за ней на кухню.
Они сошлись на том, что Блэр очистит тарелки и сложит их в посудомоечную машину, а Шон потом расставит все по местам, ибо только ему одному известно, где что должно стоять. Блэр аккуратно сложила посудное полотенце, когда Шон подошел к ней сзади, обнял за талию и прижал к себе. Его мягкие усы щекотали ей шею.
— Раз уж наши репутации разлетелись в пух и прах, почему бы нам не дать сплетницам отличную возможность вдоволь посудачить? — Он мягко прикусил мочку ее уха, его язык играл с ней.
Блэр смогла только выдохнуть его имя:
— Шон…
— Да? — Его руки скользнули вверх и мягко обхватили ее груди. Он воспринял ее неразборчивое бормотание как знак одобрения и нежно сжал ладони. — О господи, Блэр, ты еще прекраснее, чем я думал… У тебя такая удивительная, упругая грудь… — Он целовал ее шею, а пальцы скользили по хлопковой ткани футболки, которая не смогла скрыть напряженных сосков Блэр. — Да, да, — хрипло прошептал Шон.
И только тут Блэр поняла, что совершенно неосознанно двигает бедрами и что Шона не нужно больше подбадривать. Она отчетливо ощутила его возбуждение. Потрясенная собственным поведением, Блэр попыталась вырваться из кольца его рук, но пальцы Шона скользнули вниз. Сначала пуговица, потом «молния» на джинсах, и вот пальцы Шона уже ласкают ее живот. И эти пальцы оказались достаточно наглыми, чтобы спуститься еще ниже и затеять игру с тоненькой резинкой на ее крошечных трусиках. Когда его рука преодолела и эту демаркационную линию, в голове Блэр прозвучал сигнал тревоги, пробившийся сквозь туман страсти. Она вырвалась и повернулась лицом к Шону. Ее глаза были широко открыты, а губы дрожали, и она никак не могла унять эту предательскую дрожь. Блэр смотрела на него словно испуганная лань.