— Да, как же, как же, припоминаю, — сказал он, поднимая наконец голову. — Предзнаменование все-таки сбылось. Через две недели я сделал тебе предложение. И ты его приняла.
Две недели его ухаживания прошли бурно. Он каждый день присылал ей цветы. Взял напрокат лимузин — возить ее на работу и обратно, домой, чтобы ей не приходилось толкаться в метро. В какой-то уик-энд он даже нанял самолет, доставивший их в Мейн, в тихую романтическую гостиницу на побережье.
— Эйден, ты любил меня? — неожиданно для себя спросила Джилл.
— Что означает этот вопрос? — помрачнел он.
— Просто… просто… Иногда мне хотелось знать.
— Разве, ухаживая за тобой, я не говорил, что люблю тебя?
Значит, слава Богу, он отнес ее вопрос лишь к периоду ухаживания за ней!
— Говорил! Разумеется, говорил! — поспешно заверила она, упорно глядя на воротник его рубашки.
— Но?
— Но не часто и никогда в момент страсти. Ты вел себя очень осторожно. Спокойный, сдержанный, с неизменным самообладанием. У меня никогда не было уверенности, что ты меня действительно любишь.
Отвернувшись, Эйден облокотился на балюстраду.
— Значит, вел себя очень осторожно, да?
— Да, — кивнула Джилл, — какая-то часть тебя неизменно оставалась закрытой, даже для меня.
— Мужчины, как известно, не любят особенно распространяться о своих чувствах.
— Знаю, — согласилась Джилл. — Знаю. — Но по голосу было ясно — говорит она одно, а думает другое.
— Расскажи мне все поподробнее, — попросил он. В глазах его была открытость, желание общаться, они были точно такие, какие виделись ей в снах.
— Мне всегда казалось, что по душевной холодности ты превосходишь большинство мужчин. Была в тебе какая-то преднамеренная скрытность, точно ты все время утаивал что-то от меня. Телом ты отдавался мне, но, что творится в твоей душе, неизменно оставалось для меня тайной.
Она, однако, умолчала, что так было на протяжении всей их семейной жизни. Чего-то самого важного все время недоставало. Скорее всего, доверия. Он, видно, никогда не доверял ей настолько, чтобы допустить в святая святых своего «я».
— Почему же ты рассказываешь мне это сейчас?
— Сама не знаю. Видно, сегодня ты располагаешь к такому признанию.
— И рассчитываешь получить искренний ответ?
— Конечно. Странно, правда?
— Правда. Очень странно. — Он наморщил лоб.
Довольно долго они стояли в раздумье, рассматривая у себя под ногами ковровое покрытие пола. Наконец Джилл прервала молчание:
— Хорошо ли ты помнишь тот период нашей жизни?
— Мне кажется, что да. — Он потер лоб рукой. — Но полной уверенности у меня нет.
— Не вспомнилось ли тебе, как точно ты расписал все наше будущее?
Эйден нахмурился, как бы пытаясь поймать ускользающие мысли.
— К сожалению, нет. Уж извини.
— Ты предусмотрел все. В каком доме мы будем жить, как развлекаться, где отдыхать и как долго путешествовать. Ты все включил в свое расписание. К тридцати пяти годам ты намеревался стать… Впрочем, это не важно. — Пусть вспомнит сам, подумала она. — И мне стало казаться, что и я была запланирована заранее. Настала пора жениться, а тут как раз подвернулась я. Годом раньше ты бы меня и не заметил.
— Ну, в этом я очень и очень сомневаюсь. — Эйден с трудом подавил улыбку.
— Ты уверен? Однажды ты признался мне, что на вечеринках стал испытывать неловкость. Все твои коллеги с женами, а ты все один да один. Мне даже пришло в голову, не предполагал ли ты, что женитьба может поспособствовать твоей карьере.
Эйден сдвинул прядь волос со лба Джилл за ухо и взглянул на нее так безмятежно, что ей стало ясно — он уже не воспринимает их разговор всерьез.
— Продолжай же, — сказал он. — Не останавливайся.
— Я знаю, что ты даже ознакомился с моей биографией. Моя внешность, очевидно, удовлетворила твоим требованиям, но у тебя были сомнения относительно моего происхождения.
— По-видимому, то, что я выяснил, пришлось мне по вкусу.
Он опустил глаза, и Джилл ощутила жар в совершенно неподобающих местах.
— А как могло быть иначе? — иронически спросила она. — Я училась в частных школах, семья моя вполне респектабельная, типичная семья среднего класса. Все родные — прилежные прихожане. Отец мой держится консервативных взглядов, имеет небольшое дело, член престижного клуба. Брат был скаутом, а мать часто занимается благотворительностью. Я была безупречна.
Помолчав, Эйден спросил:
— Ты кончила?
— Да. — Она глубоко вздохнула.
— Хорошо. Прежде всего, Джилл, я не уверен, что все расписал наперед. Но, может, и так. Как мне представляется, это было бы в моем духе. Но тебя я не вычислял. Это уж точно. О каком расчете может идти речь, когда ты буквально ошеломила меня! Я тебе только что об этом рассказал.