— Поехали, Эйден, поехали. Последнее испытание, — пошутила она.
Он что-то пробормотал, по его лицу снова скатилась капля пота.
Двери раздвинулись, они вошли в ярко освещенный вагон, и Эйден опустился на первое попавшееся место у входа на самый кончик скамьи, весь перегнувшись вперед, в позе спринтера, изготовившегося на старте к бегу.
Ах, если бы можно было проникнуть в его голову! Сам Эйден, конечно, и словечком не обмолвится о том, что в ней происходит. Он полностью замкнулся в себе, перекрыв все ходы и выходы.
Поезд дернулся, затем тронулся с места и постепенно перешел на плавный ход. Ей показалось, что Эйден что-то проговорил, но что? Шум колес заглушал все остальные звуки.
— Нет!
Вот теперь она ясно его расслышала. Взглянув на него, она подумала, что ему плохо.
— Сойдем! Сойдем немедленно!
— Мы сойдем, Эйден. Через десять минут. Каких-нибудь десять минут — и мы уже у врача!
Эйден закрыл глаза и еще крепче вцепился руками в скамейку. В лице его не осталось ни кровинки.
— Вот оно… Вот… Давай сойдем!
— Через десять минут. На остановке.
— Мне не нужен… Врач не нужен мне… — бормотал он, дрожа всем телом.
— Знаю. Это мы уже проходили.
— Нет, ты не знаешь. Врач не нужен, потому что я сам все вспомнил.
— Вспомнил? Что же ты вспомнил? — еле выговорила испуганная Джилл.
— Последнюю часть ребуса. Ту единственную часть моей жизни, которой недоставало в воспоминаниях. А теперь давай сойдем с этого проклятого поезда.
По счастливому совпадению поезд как раз в этот момент затормозил и остановился. Это была не их остановка, но Эйден пулей вылетел из вагона, вытянув за собой и ее.
— Эйден, нам ведь не здесь выходить!
— Все равно где.
На платформе он согнулся пополам, хватая широко раскрытым ртом воздух. Но через минуту выпрямился, задышал спокойнее, хотя глаза оставались безумными, да и губы поражали своей бледностью.
— Извини, — сказал он.
— Какие могут быть извинения! — Ее еще била дрожь от волнения. — Пойдем погуляем, и ты мне все расскажешь.
— Не хочу гулять.
— Прошу тебя, Эйден. Что бы это ни было, ты должен мне открыться.
— Не могу. Все что угодно, только не это!
— Почему?
— Ты… ты… ты увидишь меня, поймешь, что я за штучка.
— О, Эйден! — Губы Джилл задрожали. — Я хочу увидеть и понять. Что бы там ни было, я все равно останусь с тобой.
Он долго, пристально всматривался в ее лицо.
— Вряд ли.
Но, еще не закрыв рот, пошел с ней рядом. Спустившись с платформы, они пересекли зеленую полосу насаждений и направились к видневшейся у шоссе небольшой зеленой полянке.
— Это накатилось на меня, когда поезд подходил к последней станции, — начал Эйден. — Впрочем, нет. Скорее, несколькими ночами раньше, в сновидениях.
— Предчувствие чего-то страшного, о котором ты рассказывал, да?
— Да.
У Джилл заныла душа. Дорога к железнодорожной станции напомнила ему, очевидно, другую дорогу — в аэропорт Веллингтона.
— Крушение самолета! О Боже! Ты вспомнил крушение самолета.
Но Эйден ошарашил ее:
— Не самолета, а поезда! Крушение поезда!
Джилл остановилась как вкопанная. Внезапно из хаоса обрывков мыслей в ее сознании всплыл первый день пребывания Эйдена дома после больницы. Он тогда также заговорил о крушении поезда, а не самолета. Но она решила, что он ошибся.
— Крушение поезда? Когда? Где?
Они замедлили шаг.
— Мне тогда было восемь лет, а поезд шел из Портленда в Сан-Франциско. Родители мои за два года до того развелись, отец вернулся на побережье — он был оттуда родом, — а мать осталась в Портленде — собственно, даже не в нем, а в маленьком городке к западу от Портленда. Домик у нас был маленький и невзрачный, но позади него рос замечательный лес. Когда дома, — он запнулся, подбирая нужное слово, — становилось уж совсем невыносимо, я убегал в лес и бродил там часами, надеясь заблудиться. Но так и не заблудился.
Эйден расслабил узел галстука, снял его и сунул в карман.
— Я жил в основном с матерью и ее новым мужем — вскоре после развода она вышла замуж вторично, — а школьные каникулы проводил у отца.
— Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и провел рукой по затылку.
Они дошли до полянки и уселись на бордюрный камень.
— А родители ехали с тобой?
Он покачал головой, а Джилл про себя возмутилась: такого мальчонку пустить одного в дорогу длиною в тысячу миль и даже более того!
— Ты ехал один?
Положив голову на руку, Эйден стал растирать лоб кончиками пальцев.