— А что ж теперь делать? — спросил Пшеничный.
— Занимайтесь самообразованием, — буркнул Горобченко и тут же направился назад в свой кабинет, давая понять, что не настроен отвечать на возможные вопросы.
— Да, ни дай бог родиться в эпоху перемен, — философски констатировал Пшеничный и сел за свой стол.
— А я всю свою службу в контрразведке мечтал получить такую команду. А вот сейчас почему-то радости не испытываю, — грустно пошутил Мухин.
— А что так? — поинтересовался Чернов.
— До пенсии выслуги не хватает, — ответил Виктор, вновь расставляя фишки.
Он закурил новую сигарету, смачно затянулся и после непродолжительной паузы добавил:
— А вообще, мужики, по-моему, пришел конец военной контрразведке. В войска обратно нас не возьмут, придется осваивать новые профессии. Хотя, мы ведь ничего делать не умеем. Поэтому, предлагаю организовать ансамбль песни и пляски Особого отдела Северного флота, и будем разъезжать с концертами по зимовкам оленеводов. Иван Петрович Иващенко будет играть на баяне, а мы петь. Подполковнику Горобченко дадим бубен.
— А потом в бубен, — усмехнулся Пшеничный.
Все дружно, но не весело рассмеялись.
Так, до конца дня никаких команд и не последовало. Вечером по телевидению Игорь смотрел трансляцию пресс-конференции с лидерами ГКЧП, где вице-Президент СССР Янаев с трясущимися руками отвечал на вопросы журналистов. Именно тогда впервые прозвучало определение этих событий, как государственный переворот. Часом позже, Борис Ельцин, как Президент России, зачитал свой Указ «О незаконности действий ГКЧП».
— Неужели это начало гражданской войны, — мрачно подумал Чернов, наблюдая по телевизору, как накаляются страсти в Москве, — Интересно, в каком виде эти волнения дойдут до Заполярья.
А тем временем, в гарнизоне все шло своим чередом и никаких существенных перемен не происходило, если не считать того, что все полеты были временно приостановлены. Командованием Флота была прекращена боевая служба корабля с авигруппой и дана команда возвращаться на базу. Оперсостав особого отдела, как всегда, своевременно приходил на службу, и беспрерывно вместе с Горобченко играл либо в нарды, либо в домино. В армии подобное времяпрепровождение называлось отпуском при части, однако это мало радовало офицеров, потому что, после любого затишья всегда начинается буря.
На пятый день, когда в глазах рябило от фишек, Горобченко вызвал к себе в кабинет Чернова.
— Игорь Геннадьевич. — начал он почти официально, — Довожу до вас указание начальника особого отдела ВВС. 26 августа Вы должны в составе экипажа подполковника Тюнина сесть на борт плавучего госпиталя «Свирь» и принять участие в праздновании 50-летия конвоя «Дервиш-91». Слышали о таком мероприятии?
— Конечно, слышал, юбилей Северного конвоя судов стран антигитлеровской коалиции.
— Молодец, — похвалил начальник, — тогда иди, готовься.
— А что готовить? — улыбнувшись, пошутил Игорь, — печень что ли?
— Причем тут печень? — не понял Горобченко.
— Ну, Вы же сказали готовиться к празднованию, — не прекращая улыбаться, заметил Чернов.
— Да, — Горобченко провел рукой по волосам, сел за стол и, посмотрев на Чернова, серьезно, сказал:
— Смешно. Я оценил твою шутку. А теперь, присядь.
Игорь опустился на стул возле приставного стола и, сложив руки в замок, приготовился слушать начальника.
— Суть вот в чем, — начал тот, — На праздник собираются ветераны конвоя из Великобритании, США, Канады и еще ряда стран. Там будут телевизионщики, причем они будут летать и на нашем вертолете и на Британском. От вашего полка выделяется один вертолет и два экипажа. Я посмотрел их составы, наших источников там нет, поэтому принято решение послать туда тебя, чтобы ты отмечал, на что будут обращать внимание иностранцы. Также нужно по особенностям поведения определить, кто из них возможно причастен к спецслужбам этих государств.
— Есть две проблемы, — перебил начальника Чернов.
— Давай, рассказывай — сказал Горобченко, включая электрочайник в розетку.
— Во-первых — начал Игорь. — Мне не знаком пилотажно-навигационный комплекс на Ка-27. А во-вторых, у меня нет нового летного комбинезона.
— Ну, ты даешь, Игорь, — возмутился Горобченко, — да кто ж тебя посадит на место штурмана. Ты пойдешь в резервном экипаже, который изначально летит туда в качестве балласта. А во-вторых, какой комбез? В парадной форме полетите и в белой фуражке с «капустой». Поэтому не печень иди готовить, а парадную форму. И договорись с Тюниным, когда и где будете встречаться перед вылетом.
Игорь встал с места, подвинул стул и спросил:
— Я могу быть свободным?
— Иди, собирайся, — Горобченко сделал глоток из стакана, и чертыхнулся оттого, что обжог язык. Когда Чернов подошел к выходу, начальник крикнул:
— Чернов, постой. Самого главного тебе не сказал. Когда будешь на корабле, имей ввиду, все торжества будут происходить на «Свири», это госпитальное судно. Женского персонала там столько же, сколько и мужского. Поэтому, к бабам не приставать, шило не жрать, с иностранцами в контакт не вступать.
— Ну, с шилом и бабами понятно, — стоя в дверях, ответил Игорь, — а как быть с иностранцами? Там же наверняка пойдут «братания» с ветеранами и коллегами. Как быть? Я ж тогда сразу расшифруюсь.
Горобченко задумчиво почесал затылок, поднес к губам стакан, но, вспомнив, что только что обжог язык, поставил его место. Затем, посмотрев строгим взглядом на Чернова, сказал:
— Если контакта нельзя будет избежать, то создай ситуацию, чтобы рядом кто-то был из членов экипажа. По каждому контакту с иностранцами доложишь мне письменно и очень подробно. Все ясно?
— Так точно, — в тон ему ответил Игорь и вышел из кабинета.
— 21-
Подполковник Юрий Тюнин был самым молодым подполковником в полку. Ему было присвоено это звание досрочно, когда едва исполнилось 29 лет. К этому времени он уже был заместителем командира эскадрильи и считался самым перспективным летчиком в корабельной авиации. По жизни он был очень коммуникабельным и открытым человеком. У него не было покровителей среди вышестоящего командования. Всего в жизни он добивался сам. Видимо сказывалось, то, что он вырос в неполной, но многодетной семье. Отец бросил их, когда мальчик пошел в первый класс. Мать одна растила троих детей, где Юра был старшим и поэтому все мужские обязанности ложились на его плечи. Их отец был армянином по национальности, поэтому, когда Юрий достиг 16-летия, он, не простив поступка отца, взял фамилию и национальность матери. Хотя, внешность и кавказский темперамент изменить было не возможно. По окончанию школы, чтобы не быть обузой для семьи, он поступил в Сызранское летное училище, где навсегда полюбил небо и уже не представлял себе дальнейшую жизнь без вертолетов.
Игорь Чернов был очень доволен, что направлен на это мероприятие вместе с Тюниным. Они познакомились почти сразу после прибытия Игоря в гарнизон. Постепенно их служебные отношения переросли в дружбу, и они часто семьями отмечали праздники или просто, наведывались друг к другу в гости.
Рабочий день подошел к концу и Чернов, не заходя домой, сразу направился к своему будущему «командиру».
— О, привет. Игорек, — сказал удивленный Тюнин, увидев в дверях Чернова, — ты как раз к столу успел. Я заканчиваю готовить мусаку с овощами.
Он посторонился, приглашая Игоря войти в квартиру.
— Может, я не вовремя? — заглядывая в квартиру, спросил Игорь, — Ты кого-то ждешь?
— Да, кого я могу ждать, моя Маринка еще у матери в Бердянске, поэтому, как и ты, холостякую.
— Ты же сказал, что что-то готовишь. Вот я и подумал, что ждешь гостей, — пояснил Чернов, снимая шинель.
Хозяин добродушно усмехнулся:
— Во-первых, до жути надоела столовская еда. А во-вторых, ни что-то, а мусаку. Ты ел когда-нибудь мусаку моего приготовления?
Игорь отрицательно покачал головой.
— О, дорогой, тогда ты еще не жил. Те, кто не пробовали моей мусаки, те не испытали настоящей радости в жизни. — Он не стал ждать, когда Чернов снимет обувь, а сразу побежал на кухню, откуда исходил манящий аромат жареного мяса и овощей. Колдуя у плиты, он крикнул: