— В каком смысле?
— А в таком смысле, что я тоже из семьи военного и школу заканчивал во Львове. Страшно подумать, какому «жестокому формированию» подверглась моя личность, — не скрывая иронии, заявил Игорь и заметив растерянность начальника, предложил:
— Сергей Дмитриевич, есть еще один вариант развития событий.
— Какой?
— Допустим, мы исключаем майора Логвиненко из списков авиагруппы. Он, следую, духу перестройки и гласности, пишет на нас жалобу в партийную комиссию Флота, обвиняя нас в том, что мы нарушаем его права и дискредитируем в глазах товарищей. Чем мы будем объяснять свое решение? Слухами? Давыдов заявление писать отказался. Если, конечно, Вы вычеркните его из списка своей рукой, и поставите свою подпись, я возражать не буду, — с улыбкой заявил Чернов.
Горобченко серьезно задумался. Брать на себя такую ответственность было не в его правилах, и выглядеть в глазах просителя ничего не решающим начальником, тоже не очень хотелось.
А если, Давыдов пойдет жаловаться на нас, — высказал предположение Горобченко и многозначительно поднял указательный палец вверх.
— Да. Пусть идет, куда угодно. Мало ли у кого, где живут родственники жены. У моей жены тоже есть дядя, но за восемь лет семейной жизни я его ни разу не видел. Не факт, что жена Логвиненко со своим дядей, вообще, когда-то общалась, не говоря уже о муже. К тому же, если мы оставим списки без внесения корректив, то убьем двух зайцев.
— Каких зайцев? — не понял Горобченко.
— Во-первых, не подставим нашу агентуру под угрозу расшифровки, там, в основном составе достаточно наших людей. Вы же знаете, что каждая новая кандидатура в списке, предложенная нами, воспринимается командованием с подозрением. А во-вторых, если Игнатов уйдет на боевую службу и в этот период не будет никаких поджогов на аэродроме, это косвенно нам даст еще одно основание его подозревать.
— Вот именно, что косвенно. Конкретики никакой, — проворчал начальник.
— А откуда ж она возьмется, если Вы мне запретили заниматься этой темой, — усмехнулся Игорь.
— Иди уже работай. У тебя, как у того еврея, на все есть ответы. Иди, — добродушно сказал Горобченко и махнул рукой, давая понять, что не намерен продолжать дальнейший разговор.
— 7 -
Вернувшись в гарнизон, Чернов решил встретиться с капитаном Лукьяновым. Нужно было его опросить и по обстоятельствам пребывания на складе противолодочного вооружения и по личности Игнатова.
Капитан Александр Лукьянов был выпускником Пермского авиационно-технического училища и служил в третьей эскадрилье в должности начальника группы вооружения. На Север он попал, как и большинство офицеров, сразу после выпуска. На сотрудничество с представителем Особого отдела пошел четыре года назад не по зову души, а по необходимости, из-за великого желания попасть на боевую службу и заработать на новый цветной телевизор. Тогда он был в числе претендентов, но окончательное слово по кандидатуре основного техника по вооружению в составе авиагруппы все же оставалось за оперуполномоченным особого отдела. Вот тогда-то к нему и подошел предшественник Чернова — капитан Прохоренко с предложением о сотрудничестве. Лукьянов без колебаний дал свое согласие, в тайне надеясь, что после похода заявит о своем отказе и все вернется на круги своя. Но судьба распорядилась иначе. Крейсер во время похода зашел в югославский порт Сплит, за период стоянки всему экипажу предоставили возможность сойти на берег. Деньгами наши моряки избалованы особо не были, а желание купить товары иностранного производства было очень велико. Поэтому самой распространенной формой торговли между нашими моряками и местными торговцами был «ченч» — форма натурального обмена. Особым спросом на югославском рынке пользовались советские часы под названием «Командирские». Там их можно было поменять на тайваньский двухкассетный магнитофон. Лукьянов, заранее предупрежденный о высокой покупательной способности нашей «валюты» сошел на берег, имея при себе десять экземпляров, за что незамедлительно попал в руки местной таможни. Командир корабля не стал разбираться с нарушителем порядка, ему своих подчиненных хватало, поэтому все документы по задержанию он передал командиру авиагруппы. В этом походе в составе экипажа находился и капитан Прохоренко. Именно он, по договоренности со старшим авиационным начальником группы и не дал хода этим документам наверх. Тогда Лукьянов впервые задумался, что от сотрудничества с особым отделом можно иметь и свою выгоду. В дальнейшем контакты Прохоренко и Лукьянова носили регулярный характер, и как ни странно, переросли в настоящую дружбу. Майор Чернов был того же возраста, что и Прохоренко, поэтому его появление в гарнизоне Александр воспринял без особого напряжения. До дружбы у них не доходило, но, тем не менее, конспиративные встречи всегда были интересными для обоих.
В этот раз они встретились вечером в гараже у Лукьянова. По меркам гарнизона — это было самое надежное место, где могли пообщаться мужчины при закрытых дверях и это ни у кого не вызывало никаких подозрений. Жены, как правило, не ходили в гаражи контролировать своих мужчин, это считалось дурным тоном.
— Чем могу быть полезен? — с порога спросил Александр, протягивая руку вошедшему Чернову.
— Ты всегда бываешь мне полезен, когда у меня возникают какие-то вопросы, — польстил своему собеседнику Чернов. Тот в свою очередь расплылся в улыбке и сел на табурет.
— Присаживайся, — он вытащил из-под верстака маленький стульчик, протер его тряпкой и подвинул к Игорю.
— Спасибо, — поблагодарил его Чернов, расстегивая шинель.
— Я к тебе не надолго, мне нужно выяснить несколько вопросов по поджогам.
— Тебя какой из них интересует? Тот, что был у нас в полку или тот, что в базе? — уточнил Лукьянов.
— Оба, — ответил Чернов.
Лукьянов тяжело вздохнул и только внимательно посмотрел на опера, ожидая вопросов. Игорь хотел начать издалека, но посчитал, что прелюдии к разговору будут излишними и начал с главного.
— Саша, меня в первую очередь интересует старший лейтенант Игнатов, что ты можешь рассказать о нем вообще?
— А он-то, каким боком вяжется к этим пожарам? — удивился Лукьянов, — Поджог был в первой эскадрилье, а Игнатов служит в третьей.
— А таким, после уничтожения формуляров вертолеты первой эскадрильи автоматически снимаются с боевой службы, значит, на коробку (так обычно называют авианесущий крейсер летчики) сядут вертолеты с вашей эскадрильи, вторая эскадрилья отпадает, так как там только вертолеты целеуказания, — пояснил Чернов.
— Логично, но кроме Игнатова в эскадрилье еще 9 старших техников вертолета и не факт, что должен пойти именно он, — возразил Лукьянов.
— Уже факт. Мне вчера приносили списки на согласование, он в основном составе авиагруппы, — перебил его Игорь.
— Пусть так, но почему именно он, а никто другой? Так можно подозревать любого, кто идет на боевую службу, — заявил техник.
— Есть одно обстоятельство, за домиком в балке я обнаружил свежую лыжню, широкую, от охотничьих лыж. А Игнатов единственный охотник из 10 старших техников вашей эскадрильи.
Лукьянов снисходительно улыбнулся и заявил:
— Пустышку тянете, товарищ майор. Во-первых, Игнатов охотится только на пернатую дичь и только осенью. Он редкий трус, поэтому на серьезного зверя не ходит, и лыж у него никогда не было, ни охотничьих, ни спортивных. Во-вторых, на боевую службу он боится ходить, так как качку не переносит, поэтому каждый раз пытается откосить либо по состоянию здоровья, либо в отпуск отпрашивается. Его два года назад хотели взять борттехником на Ка-27 ПС, так он и тут отказался, потому что летать боится. Так что, Игнатов никак не подходит на роль поджигателя, как говорится, по своим моральным и деловым качествам.
Он вытащил из кармана пачку сигарет, не спеша, закурил, а затем спросил:
— Следующий вопрос задавать будешь?
Игорь нахмурился. По его мнению, у него была единственная хлипкая зацепка и та оказалась ложной. «Кажется, Горобченко был прав, когда запретил заниматься расследованием этого поджога, — подумал Чернов, — «глухарь» стопроцентный».