«Неукомплектованные» и полные семьи находятся в этом смысле в равном положении. Безнадежное ощущение усталости может охватить всякую — замужнюю и незамужнюю, талантливую и обыкновенную, красивую и дурнушку. «Я больше так не могу!» — шепчет, кричит героиня рассказа Марии Зайдеман «Услужливый ворон», по профессии редактор, пока ветерок на балконе шевелит листки лежащей перед нею рукописи, а в комнате вместо послеобеденного сна шумят ее сыновья Рохус и Расмус.
Женская литература ГДР предлагает своим героиням разные способы выдержать, «смочь так». Иногда план реальности в прозе смещается, в нее входит элемент гротеска или фантазии. Уже в романе Моргнер «Трубадурша Беатрис» фигурировала женщина-физик, изобретающая специальный канат, с помощью которого можно передвигаться по воздуху из магазина на работу, с работы в детский сад и так далее. В рассказе Зайдеман появляется «услужливый ворон», который берет на себя воспитание Рохуса и Расмуса. Он готовит горячие блюда и стирает, играет с детьми и поет им колыбельные песни, а мама делает поразительные профессиональные успехи. Правда, через некоторое время она слышит странные хриплые нотки в детских голосах, а в конце концов Рохус и Расмус, каркнув на прощанье, улетают в небо вместе со своим воспитателем.
Героиня рассказа Шарлотты Воргицки «Отказ от карьеры», поражая окружающих и обгоняя по всем статьям своего мужа, успевает все: она и директор школы, и депутат, и в доме у нее уют и чистота, и четверо (четверо!) ее детей воспитаны по всем правилам. Но секрет, выясняется, вот в чем: однажды к ней явился Ангел и наделил ее чудесным даром никогда не спать и никогда не уставать. Когда чары разрушаются (героиня не сдержала данное Ангелу слово), она тут же засыпает прямо на школьной конференции.
У Моники Хельмеке в рассказе «Беги прочь! — Вернись!» усталую Элизабет, которая мечтала о занятиях музыкой, фея научила «раздваиваться» на домашнюю хозяйку и творческую личность, композитора. Но однажды, когда опера была почти закончена, Элизабет едва сумела «соединиться» и с тех пор навсегда посвятила себя стирке и уборке, тоже разрушив колдовство.
Таким образом, даже вмешательство волшебных сил приносит лишь недолгое облегчение, да ведь и участвуют они только в сюжете художественного произведения, а не в жизни современной женщины. Этот прием чаще всего бывает необходим, чтобы «разрядить» однообразие будней, взять ракурс для остранения действительности, «вырвать вещь из привычного ряда ассоциаций», по Шкловскому.
Есть в этом, однако, след иной попытки — дать современному изображению временное измерение, обнаружить подспудные историко-художественные параллели. Уже в «Трубадурше Беатрис» сливаются воедино миф и история, легенда и современность: Ирмтрауд Моргнер хотела изобразить действительность не только в реальных ее пропорциях, но как бы глубже, полнее обычного. Бывшее и сиюминутное оказываются равно значительными для человека, ибо по самой своей природе он несет в себе опыт всех предшествующих поколений. Найденное в этом романе получило свое развитие в следующей книге Моргнер — «Аманда» (1983).
Этот прием подхвачен и другими женщинами-писательницами ГДР: тема сегодняшнего дня проступает как бы на стыке времен. В романе Лии Пирскавец «Тихое ущелье» (1985) наша современница, по должности бургомистр, оказывается в том же самом, подведомственном ей, городе, но сто лет назад. Героиня повести Кристы Вольф «Кассандра» (1983), троянская жрица, — «первая… женщина, дерзнувшая вмешаться в общественную жизнь», как писала в предисловии к русской публикации Т. Мотылева.
Да ведь и сама немецкая литературная история полна славных женских имен. Литературовед не обойдет вниманием женское начало в прозе Рикарды Хух и в поэзии Эльзы Ласкер-Шюлер — именно они были первыми немецкими писательницами XX столетия. Довольно вспомнить и Беттину фон Арним, проделавшую путь от бесед изящного философского кружка йенских романтиков до создания обличительной брошюры «Эта книга принадлежит королю» и участия в революционных событиях 1848 года. Или Рахель Фарнхаген фон Энзе, чей дом на рубеже XVIII—XIX веков был центром литературно-художественного Берлина, а книга писем и поныне является неоценимым источником культурной информации и свидетельствует, что и в ту изобиловавшую талантами эпоху жили женщины самостоятельные, разносторонне мыслящие и творческие. Об одной из таковых — поэтессе Каролине фон Гюндероде — написала (во многом отдавая дань общему увлечению романтизмом) Криста Вольф в повести «Нет места. Нигде» (1979).
Возврат к столь знаменательным для немецкой культуры страницам «романтической школы» тоже далеко не случаен. Разумеется, «эмансипация» собеседниц и корреспонденток, высоко ценимых лучшими умами Германии, не зашла так далеко, как у их французской современницы Авроры Дюдеван, оставшейся в истории и литературе под мужским именем Жорж Санд. Но и последняя, столь горячо настаивая на равенстве в правах, не сомневалась в том, что «сердце и ум бывают мужского или женского рода».