Я выглядываю в резко очерченный треугольник люка. Снаружи — ревущий вихрь. Ветер обдувает мой шлем и пытается сорвать с меня очки.
Пол показывает инструктору поднятый большой палец.
— Мы готовы!
Я смотрю на световой сигнал сбоку от люка. Он начинает мигать красным — «Приготовиться!»
Опустив голову, я собираюсь с силами для прыжка в пустоту. Краешком глаза я вижу, что красный огонек сменяется зеленым.
Инструктор опускает ладонь рубящим жестом:
— ПОШЕЛ! ПОШЕЛ! ПОШЕЛ! ПОШЕЛ! ПОШЕЛ!
Я прижимаю руки к телу, чтобы ни за что не зацепиться, и Пол бросается вперед, выталкивая меня. Миг — и мы летим.
Мы падаем в пустоту, словно единое целое. Нас захватывает воздушный поток и безжалостно кружит в своем вихре, прежде чем вышвырнуть в свободное падение.
Я раскидываю руки в стороны, чтобы держать равновесие в воздухе. Пол у меня за спиной делает то же самое. Так начинаются восемь тысяч футов смертельного полета на скорости триста миль в час, и я — как всегда — чувствую сильнейший всплеск адреналина.
Пол раскрывает парашют на высоте трех тысяч футов. Это как удар о кирпичную стену. Мир сразу меняется: после ревущего вихря свободного падения — полная тишина и покой. Мы летим под вздыбленным шелковым пологом величиной с парус яхты.
Пол похлопывает меня по плечу:
— Как насчет разворотов? По-настоящему крутых? Покружимся?
— Да! — кричу я в ответ. — Я сейчас на все согласен. Давай!
Пол тянет вниз левую стропу управления, поддергивает вверх правую, и мы устремляемся вниз по спирали. Под действием центробежной силы мои ноги сгибаются почти под прямым углом. Мы, наверное, испытываем трехкратную перегрузку — как летчики-истребители во время тренировок.
Сущее безумие — и мне это нравится.
Но земля слишком близко, и мы вот-вот встретимся с ней. Пол разворачивается в последний раз, уходя в штопор, и тут я чувствую, что ремни, которыми были связаны мои ноги, разошлись.
— Ремни порвались! — кричу я. — Ремни на ногах!
Я хватаюсь за штаны и пытаюсь как можно сильнее сжать бедра, но больше ничего сделать не могу — мы вот-вот коснемся земли. Пол всецело занят приземлением.
«Тебя убивает не прыжок, а удар о землю».
Мы ударяемся о землю. Бац!
Само собой разумеется, Пол — настоящий профессионал. Этот удар он полностью принимает на себя. Несмотря на то что ремни порвались, с моими ногами, кажется, все в порядке — по крайней мере, никаких повреждений я не вижу.
Пол встает, и мы пытаемся поклониться — насколько это возможно, учитывая то, что я привязан к нему. Люди, окружившие нас со всех сторон, просто с ума сходят. Я на седьмом небе. Все поздравляют меня, но я ищу глазами лишь одного зрителя…
Я высматриваю его в толпе, примерно на уровне человеческих коленей. И наконец замечаю. Я нахожу то, что искал: сияющую черную мордочку, высовывающуюся из-за чьих-то ног. А в следующий миг он летит, чтобы приветствовать меня.
Мой лучший друг. Мой пес.
Он чувствует все оттенки моего настроения и не может — просто не может — быть в разлуке со мной. Когда я в зоне видимости, все в порядке. Но на высоте десяти тысяч футов меня не смог рассмотреть даже обладающий острейшим зрением чертовски симпатичный черный лабрадор.
Пес несется ко мне. Я здороваюсь, глажу его и говорю, что он хороший мальчик и я очень рад его видеть. Если бы он мог говорить — а мне иногда, честное слово, кажется, что он умеет это делать, — он сказал бы мне сейчас то же самое: что я хороший и он рад снова меня видеть.
Я читаю это в его полных любви глазах.
Подходит помощник с коляской-внедорожником на гусеничном ходу — она может ездить по любой поверхности, в том числе по заросшим травой участкам, таким как на этом аэродроме. Пол расстегивает скреплявшие нас ремни и помогает мне сесть в коляску. Я опускаю ноги на подставки, но не успеваю тронуться с места, потому что вмешивается мой пес. Он ставит передние лапы мне на колени и поздравляет меня особенным способом — мокрым собачьим поцелуем от всей души. Собака чувствует, как много значит для меня этот прыжок — это пик достижений, о которых я мечтал с тех пор, как «несчастный случай» приковал меня к креслу на колесах.
Я смотрю в полные доверия прекрасные янтарные глаза моего пса.
— Мы сделали это, малыш! Мы сделали это!
И он мне отвечает. В глазах Нэпала сияет огонь, а у меня в голове как будто звучат его слова: «Да, пап. Мы это сделали. Я с тобой, значит, нам под силу все!»