Военные метеорологи делают примерно то, о чем вы и подумали: составляют прогноз погоды на те дни, когда запланированы военные операции. Таким образом, во время каждого задания мы должны быть в первых рядах, прогнозируя погоду на объекте. А также в небе над объектом, если это воздушная операция. Мы определяем, будет ли она успешной.
Обучаться в Авиационной метеорологической школе тяжелее, чем на других военных курсах. Это не просто предсказание «частичной облачности», чтобы людям было удобнее планировать пикники. Нужно определить, какие облачные образования будут присутствовать и на какой высоте, какова будет видимость для самолета, летящего сквозь эти облака, и когда именно разразится гроза. Мы изучали, как зародыш градины увеличивается, обрастая концентрическими кругами, похожими на кольца пня, и какая именно сила заставляет град сыпаться из тучи, словно попкорн, и обрушиваться на землю темной завесой льда. Мы изучали климат локаций и предсказывали, когда может начаться буря и что она с собой принесет. Мы учились читать погоду в небе, чтобы иметь возможность быстро принимать решения внизу, на земле.
Решения, от которых зависит исход операции.
Когда я поступил в метеорологическую школу, у нас в группе было шестнадцать человек, и только трое из первоначального состава полностью прошли курс. Для перехода к следующей теме нужно было каждый раз сдавать экзамен по пройденному материалу, получая не ниже чем восемьдесят баллов из ста. Обучение в метеорологической школе длилось год и заняло тысячу пятьсот аудиторных часов.
Военные метеорологи должны пройти отбор дважды: в военной авиации и метеорологической школе. Когда мне это удалось, для меня это было настоящим достижением. Мое первое назначение в составе Десятой эскадрильи метеорологической службы: Форт-Брэгг в Северной Каролине. Меня прикрепили к третьей воздушно-десантной группе войск особого назначения. Все было хорошо… Лишь одно омрачало жизнь: меня не удовлетворяла моя работа — инструктирование пилотов в том, что касалось погодных условий. Я продержался там около двух лет, а потом узнал, что Авиационный полк специального назначения набирает добровольцев. Когда парней забрасывают в тыл к врагу, как это делают в АПСН, жизненно важно, чтобы они знали, каких погодных условий ожидать. В военные метеорологи можно попасть только из авиации. АПСН — элитнейшее, образцовое подразделение, и мой командир лично спрашивал меня, хочу ли я там служить.
Я обсудил это с женой, Карлой. Она всегда поддерживала меня, но на этот раз попросила отказаться от своей мечты. Мы оба знали, как опасны операции АПСН. Карлу терзали плохие предчувствия. Ей казалось, что, если я переведусь в Авиационный полк специального назначения, случится нечто ужасное.
Но командир настаивал на том, что я им нужен, и я, конечно же, хотел у них служить. Я в установленном порядке перевелся из Форт-Брэгга в Хантер Арми Эйрфилд, где была расположена штаб-квартира третьего батальона «Ночных охотников». Перевез туда семью. У нас с Карлой было трое мальчиков, и ни одному из них тогда не исполнилось и четырех лет. Конечно, было шумно и хлопотно. Мы купили скромный одноэтажный дом, со всех сторон окруженный верандой, чтобы мальчишкам было где носиться.
В Хантере меня познакомили со «Скифом». Это подземное помещение со сверхсекретным доступом, защищенное множеством прочных дверей с кодовыми замками. «Скиф» был мозговым центром АПСН. Именно отсюда мне предстояло изучать влияние погодных условий на военные операции, которые проводились по всему миру. Я с головой погрузился в новую работу, стараясь доказать, что я ничем не хуже любого военного. Я всегда присутствовал на тренировочных полетах. Иначе было нельзя. Увиливание от полетов обрекло бы меня на стандартные издевки: «Хлюпики из метеослужбы только штаны просиживать умеют». А еще меня, как и многих мужчин в моем роду, вдохновляли трудности.
Я научился чувствовать себя своим среди военных летчиков.
Несмотря на предостережения Карлы, у меня все шло просто прекрасно. Я был настоящим волшебником, когда дело касалось обработки метеорологических сводок. Мне удавалось творить чудеса, когда я анализировал статистические данные, чтобы спрогнозировать, как буря повлияет на видимость и связь, и посоветовать, как использовать скорость ветра на разной высоте, чтобы все парашютисты приземлились одновременно. Я изучал данные о волнах и течениях, чтобы можно было сбрасывать десантников в воду: мне было известно, что наши ребята не смогут плыть против течения, скорость которого больше чем миля в час. Если планировалась высадка на берег, мне нужно было знать время прилива и отлива, чтобы иметь возможность посоветовать наиболее подходящий момент для десантирования.